Этого молодого претендента зовут Хэйдон Ланкастер. За последние несколько лет назначенец Эйзенхауэра, вызывающий к себе противоречивое отношение, привлек внимание миллионов американцев своей обаятельной внешностью, своей легендарной фамилией и своим трудолюбием на политическом поприще. Ему предстоит сложная и, возможно, опасная борьба за место в Сенате с Эмори Боузом. Избирателям-демократам штата Нью-Йорк придется сделать нелегкий выбор между элегантным и обаятельным претендентом и выдающимся старейшим сенатором, чье влияние в Конгрессе стало почти легендарным».

Розовый и величественный в лучах заходящего солнца возвышался купол Капитолия за спиной Кэрол Александер. Она была в своем привычном шерстяном костюме, ярко-синий галстук на черно-белом экране телевизора выглядел темно-серым. Но даже это грубое изображение не могло скрыть блеск ее глаз, красоту ее лица и интеллигентную женственность, исходившую от всего ее облика.

После того, как Кэрол добавила несколько биографических данных о Хэйдоне Ланкастере, на экране появился его кабинет в госдепартаменте и началось отредактированное интервью. Не нужно было быть профессиональным журналистом, чтобы понять, какие жесткие вопросы задавала молодая корреспондентка. Она играла роль адвоката дьявола, подвергая сомнению взгляды Ланкастера по всем важнейшим вопросам поочередно, и заставляла его объяснить, почему он, человек без особого опыта, выросший в привилегированных условиях, мог составить серьезную конкуренцию уважаемому и внушающему страх Эмори Боузу, положение которого как брокера законодательной власти не могло сравниться ни с кем на памяти современников.

С другой стороны, не нужно было быть поклонником Ланкастера, чтобы оценить, с каким умением и самообладанием он отвечал на самые трудные вопросы. Он не только показал свое действительно энциклопедическое знание основных проблем всех текущих внешних и внутренних дел, но держался к тому же с таким достоинством и спокойствием, что было нелегко немедленно не встать на его сторону.

Его симпатичное лицо и приятная улыбка идеально выглядели на телеэкране. Ему не нужно было лезть вон из кожи, привлекать к себе внимание аудитории шумными речами, чем грешили политические деятели средней руки. Он достигал гораздо большего эффекта, просто позволяя своему шарму естественным образом проявляться перед камерой. Так и чувствовалось, как миллионы его поклонниц впились в экраны телевизоров, когда он беседовал в спокойном и дружелюбном тоне со своей прекрасной корреспонденткой.

Возможно, сознавая, что сексуальная привлекательность в сочетании с неоспоримой компетентностью Ланкастера действуют неотразимо, Кэрол Александер в конце передачи дала короткое интервью с его оппонентом. Это должно было как-то сбалансировать виртуозное выступление Ланкастера.

– Старейший сенатор из Нью-Йорка Эмори Боуз, – сказала она, предваряя его появление на экране, – отнюдь не считает Хэйдона Ланкастера неопытным, а потому недостойным соперником. Вместе с тем нельзя отрицать и тот факт, что сенатор Боуз ставит в упрек Ланкастеру его молодость и его благополучное, привилегированное прошлое. Но помимо всего этого Боуз считает, что его противник представляет собой реальную угрозу американскому образу жизни в будущем.

На экране крупным планом появилось лицо Эмори Боуза. На заднем плане виднелась стена его кабинета в Сенате и полки с книгами по юриспруденции. Его редеющие волосы и румяные щеки придавали ему внушительный вид, как и костюм от «Брукс Бразерс». Его брови, не тронутые сединой, резко выделялись над проницательными глазами.

Телевидение не льстило Эмори Боузу, но и не относилось к нему плохо. Он выглядел человеком средних лет, хорошо одетым, прекрасно державшимся. Его внутренняя сила, которая выделяла его среди коллег на Капитолийском холме, была слишком тонкой материей для телекамер. Однако что-то от его уверенности в своей огромной силе все же передавалось телезрителям.

Будь на то его желание, Боуз в этом интервью мог бы изобразить отеческую снисходительность. В таких делах он был непревзойденным мастером. Но в этот вечер его глаза сверкали неподдельным гневом, и в них даже промелькнуло отвращение, когда он говорил о Ланкастере.

– Кэрол, – сказал он. – Я благодарен вам за то, что вы предоставили мне возможность высказать, что я думаю о мистере Ланкастере. Многие из нас, видя этого человека, без сомнения обаятельного и красноречивого, могут ошибочно подумать, что перед ними всего-навсего умный и честолюбивый молодой человек, желающий служить обществу в американском Сенате. Я нахожусь здесь для того, чтобы предупредить вас, что это не тот случай. Если вы изучите речи мистера Ланкастера, его послужной список в госдепартаменте, его интервью и его общеизвестные намерения в области политики, вы, как я и многие другие серьезные наблюдатели, неизбежно придете к заключению, что Хэйдон Ланкастер представляет собой неприкрытую угрозу нашей демократической политической системе и даже самому образу нашей жизни.

Сенатор сделал паузу, чтобы придать значительность своим словам.

– Хэйдон Ланкастер, – продолжал он, – представляет собой ни больше ни меньше, как скрытого агента международного коммунистического заговора. Этот человек задался целью потакать коммунистам, какие бы авантюры ни предпринимали они против свободы. Этот человек задался целью поддерживать принципы Коммунистической партии в таких вопросах, как экономика, труд, внешняя политика и, конечно, образование. Хэйдон Ланкастер есть никто иной, как носитель коммунистической идеологии, упакованный в сладкую обертку приятной внешности, общего шарма и славы одной из старейших и уважаемых семей Америки.

– Сенатор, не находите ли вы противоречия в том, – спросила Кэрол Александер, – что такую характеристику вы даете человеку, вышедшему из семьи, известной своими правыми взглядами?

– Об этом я как раз и хочу сказать, – ответил Эмори Боуз. – Все мы, кто посвятил свои жизни борьбе против коммунизма, давно научились помнить одну очень важную вещь. Когда коммунизм начинает проникать в свободное общество, чтобы ослабить, а затем разрушить его, он не идет на это с отвратительным лицом врага. Он надевает на себя маску соблазнительных обещаний, умных аргументов в пользу здравого смысла, приспосабливаемости, взаимопонимания и мирного сосуществования. Те из нас, кто провел свою жизнь, воюя против коммунизма, узнают его за улыбающимся лицом, услышат его лживые обещания и обман.

– Это серьезные обвинения, сенатор Боуз, – заметила журналистка. – Вы можете подтвердить их документально?

– В материалах моего комитета, как и в «Конгрешнл рекорд», – сказал Эмори Боуз, – можно познакомиться с неопровержимыми доказательствами того факта, что политические пристрастия мистера Ланкастера все без исключения повторяют взгляды левых в этой стране, а также вы найдете и доказательства того, что объявленное во всеуслышание намерение мистера Ланкастера добиваться места в американском Сенате означает, что он будет действовать в интересах коммунистического блока, как мировой силы, и в интересах принципов Коммунистической партии.

Как и следовало ожидать, Боуз уклонился от прямого ответа. Он не мог открыто объявить Хэйдона Ланкастера коммунистом, потому что у него не было на этот счет никаких доказательств. Он мог только с помощью весьма прозрачных намеков проводить мысль о том, что взгляды Ланкастера совпадают с позицией левого крыла. Но поскольку эта мысль тоже не была бесспорной, Боузу приходилось призывать на помощь все свое красноречие, чтобы навлечь на своего оппонента подозрение и презрение, и в то же время заткнуть рты тем, у кого могло возникнуть желание выступить в его защиту.