– Дверь открой и нормально все проветришь. Ятебе даже марлю на дверь повесил, чтобы насекомые не залетали. Дверь откроешь,и светло станет. А если света будет недостаточно, то ты его включишь. Толькосмотри, экономь. У меня все жильцы двери открывают. Это и вентиляция, и свет.Так что у меня здесь свои порядки, не разбалуешься. Я как комендант общежития:чужой ко мне не зайдет, тут все спокойно. Вход на территорию дома охраняютзлобные псы. Так что будешь жить теперь с шиком. У тебя номер «люкс».

– А удобства-то где?

– Удобства на улице. И душ, и туалет. Все влучшем виде! Я в сортире даже туалетную бумагу повесил. Так что заходи в свой«люкс» и отдыхай после всех своих приключений.

– Никогда в жизни еще в хозяйственныхпомещениях не жила.

– Тебе понравится. Все не так плохо, каккажется на первый взгляд.

– И на этом спасибо.

– У тебя есть какие-нибудь пожелания?

– Есть. – Пётр как-то пристально и жалостливона меня смотрел, а особенно на мои разодранные колени.

– Зубная щетка и тюбик пасты. И, если можно,мыла кусок. Я как только что-нибудь заработаю, сразу верну!

– Хорошо. Завтра с утра будет тебе и паста, ищетка, и мыла кусок. И даже нитка с иголкой.

– А нитка с иголкой-то зачем?

– Чтобы ты дырки на штанах зашила. Неприличнодевушке в таком виде разгуливать. Ну, что ты не заходишь-то в свой «люкс»? Какбудто боишься чего-то? Ты уже так накуролесила, по чистой постели, наверно, таксоскучилась, что сейчас моментально заснешь.

– Да уж, это точно. Только вот…

– Что еще не так, – нахмурил брови мужчина.

– Я еще никогда не спала в помещении без окон.Я один раз в детстве родителей разозлила, и в наказание мать хотела закрытьменя в кладовке, так я такой крик подняла, что весь дом переполошила. А этакомната очень напоминает мне ту кладовку из детства…

– Ты что, боишься здесь спать?

– Ну да, ведь окон-то нет, а свет всю ночьжечь ты не разрешишь.

– Нет, конечно, – грозно ответил Пётр. – Тычто, хочешь меня по миру пустить?

– Да уж, тебя, с таким количеством сараев, помиру вряд ли пустишь.

– Я же тебе сказал, что я тут как комендантобщежития. Даже без окон я вижу, у кого свет горит, а у кого – не горит. Поддверями есть щель. Зачем ночью свет жечь? Так дело не пойдет. У тебя условияшикарные, так что нечего выпендриваться. Тебе все мои постояльцы завидоватьбудут. А если боишься спать без окон, то дверь открой и спи. Ты же видела,когда мы проходили мимо других сараев, некоторые двери открывают, чтобы душноне было. Насекомые к тебе не залетят – на двери марля висит. Да и свежо будет.Насчет безопасности не боспокойся – чужой не зайдет, территория охраняетсясобаками, они у входа привязаны. Если в туалет хочешь, то вон, напротив. Душможешь принять – полотенце на кровати лежит.

Пётр откровенно зевнул и неожиданно посмотрелна меня масленым взглядом.

– Если боишься, то пусти меня под бочок. Прижелании на этой кровати мы с тобой поместимся.

– Ты что говоришь?

– Что слышала. Я сделаю все возможное, чтобытебе не было страшно. Я мужчина заводной, горячий. Со мной тебе страшно небудет.

– Ну уж нет! Лучше я как-нибудь одна.

– Тогда спокойной ночи. – Пётр вновь зевнул иудалился к себе.

– Хоть этот не пристает и не спрашивает, естьу меня комплексы или нет. – Закрыв дверь, я выключила свет, поправила висящуюна двери марлю и, сняв с себя драную одежду, с наслаждением легла на скрипучуюдревнюю кровать.

Я долго ворочалась, скрипела кроватью – никакне могла уснуть. Все время вспоминала задушенную девушку и Влада, доказывающегомне, что он не имеет к убийству никакого отношения. А затем поочередно одниобразы стали сменяться совсем другими. Вот мой попутчик Николай достает бутылкушампанского. Я улыбаюсь и думаю, как же мне повезло с соседом. Он такойвеселый, знает столько анекдотов, с ним так интересно… А затем передо мнойпромелькнуло лицо успокаивающей меня проводницы. Я громко плачу и держудрожащими руками налитую мне рюмку коньяка. Я чувствую, как жутко болит голова.Я где-то читала, что после клофелина человек долго приходит в себя и чувствуетсебя просто отвратительно. Голова и в самом деле тогда так раскалывалась, что ябоялась, не взорвется ли она и не разлетится ли на мелкие кусочки. А затемперед глазами возник сотрудник милиции, бросающий на меня откровенные взгляды.Не знаю, возможно, если бы он был не при исполнении, мне бы не было такнеприятно. Но когда человек в форме пытается использовать свое служебноеположение – это крайне удручающее зрелище. Я никогда не жаловала нашу милицию,хотя бы потому, что в нее идут работать по призванию лишь единицы. Ну чтоподелаешь, время нынче такое, что в милицию идут служить не потому, чтостремятся охранять правопорядок, а потому, что хотят иметь хоть какую-то властьнад другими, скрыть какие-то свои комплексы и срубить как можно больше денег.Сейчас уже не так популярно, как когда-то, слово «рэкет», но, глядя на нашудоблестную милицию, убеждаешься, что именно это явление там процветает. Мерзковидеть, как сотрудники милиции, дежурящие в метро, проходят мимо бомжей – с нихвсе равно взять нечего, а выбирают для проверки документов только тех, ктополучше одет и может отвалить денег за то, что он вышел на улицу бездокументов. После этого мне вновь представился Влад: его поцелуй, его сильныеруки и влюбленные глаза. И эта девушка… Лежащая на кровати задушенная девушка сярко накрашенными ногтями на ногах.

Мне удалось уснуть только под утро. Проснуласьот громкого голоса Петра:

– Эй, красавица, время уже обеденное. Ты что,есть не хочешь?

Я потерла ладонями заспанные глаза и,приподнявшись, прислонилась спиной к стене.

– А сколько сейчас времени?

– Я же тебе говорю, что уже обед.

– Да я только под утро уснула. Всю ночькошмары мучили.

– А что это тебе кошмары-то снятся?

– Сама не знаю… Всякая ерунда лезла в голову.

– Самое главное, что ты выспалась. Я тут тебезубную щетку принес, пасту, мыло. Все, что ты просила. Приводи себя в порядок ибыстро заскочим на рынок.

– А на рынок-то зачем? – не сразу поняла яПетра.