Соня — бледная, растрепанная, в ночной рубашке — открыла дверь дома и увидела человека, которого меньше всего ожидала увидеть у себя на пороге. Перед ней стояла Синтия. Они виделись только раз, в торговом центре недалеко от дома, в «Артуро Сорья Плаза». Соня заметила дочь и Синтию сквозь витрину, они покупали сумочку. Она подождала их в холле, Сусана представила Синтию как подругу, но правду не скроешь. В тот день Соня молилась, чтобы муж ничего не узнал.

— Что ты здесь делаешь? Если увидит мой муж, он у­бьет тебя.

Синтия попыталась обнять ее, но Соня отстранилась. Она не хотела обнимать женщину, с которой обнималась ее дочь, она не хотела ее сочувствия.

— Я пришла сказать, что теперь, когда я потеряла С­усану, жизнь перестала что-либо для меня значить.

— Тебе лучше уйти.

— Скажите, пожалуйста, когда будут похороны, мне нужно с ней попрощаться.

— Мы не знаем, когда полиция разрешит. И даже не думай приходить, хватит уже смертей.

— Почему вы наняли детектива, чтобы следить за нами?

— Какого детектива?

— Я говорила с Раулем, он мне рассказал.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Синтия поняла, что Соня ни при чем, что все устроил один Мойсес.

— Ладно, забудьте, неважно.

Но Соне хватило и этого, чтобы кое-что осознать. Она поняла, что все не так, как она думала, что она словно жила с закрытыми глазами. Мойсес давно не тот мужчина, в которого она влюбилась когда-то, ее дочерей больше нет, дом превратился в развалины, как и она, от ее красоты ничего не осталось, как и от дома, который когда-то строили они с мужем. Теперь она ясно видела, что на стенах проступили пятна, мебельная обивка потускнела, а под глазами у нее обозначились черные круги.

— Уходи.

Она закрыла дверь и заплакала, она не хотела выгонять эту девушку, но боялась: когда Мойсес вернется и увидит ее, все станет еще хуже.

Через несколько минут она пожалела, что прогнала ее, и снова открыла дверь — вдруг Синтия еще не ушла, но той уже не было. В глаза Соне бросился белый фургон, стоящий в отдалении. Из него вышел Мойсес и остановился около водителя. Соня смотрела, как они беседуют, пока автомобиль не тронулся с места и не уехал. Мойсес обернулся и заметил Соню.

— Ты все еще общаешься с этими людьми? — осмелилась она упрекнуть мужа.

— Эти люди, которых ты презираешь, — моя семья. Что ты делаешь в ночной рубашке посреди улицы?

— Ты поручил сыщику следить за дочерью?

— Иди в дом.

— Я тебя не знаю, ты столько лет меня обманывал, что я уже не знаю, что правда, а что ложь. Думаю, что все — сплошная ложь.

Глава 31

В Рентеро не было ни грамма лишнего веса, хотя в его возрасте мужчины обычно начинают полнеть. Ему шел шестьдесят пятый год, приближалась пенсия, но Элена не представляла, как он станет жить в своем доме в Марбелье и целыми днями играть в гольф, с его-то стремлением вечно быть в центре событий и влезать во все, что происходит.

— Не понимаю, как ты до сих пор не набрал двести кило.

Он позвонил утром, когда она уже выходила из дома, чтобы ехать на Баркильо и там подготовиться к встрече с Мигелем Вистасом в тюрьме Эстремера, и попросил о встрече в отеле «Ритц». Элена ограничилась чашкой латте и положила себе на тарелку немного фруктов. А Рентеро съел яичницу, бутерброд с помидорами и хамоном и теперь наслаждался круассанами, которые здесь, по его словам, были лучшие во всем Мадриде.

— Я не толстею, потому что тренируюсь. Каждое утро в шесть я на беговой дорожке, шестьдесят минут со скоростью десять километров в час, пока смотрю Си-эн-эн. Много моих ровесников способны на такое? А потом еще полчаса с гирями. Я могу есть все, что захочу.

Но Элена знала, что Рентеро вызвал ее с утра не для того, чтобы позавтракать или поговорить о своих занятиях спортом. Он собирался сказать ей что-то, имеющее отношение к делу Сусаны Макайи.

— Я больше не могу сдерживать прессу, все вот-вот выйдет наружу, — предупредил ее комиссар.

— Ты им что-нибудь сообщил?

— Боюсь, произошла утечка. Ты же знаешь, все, что делает твой отдел, строго конфиденциально.

— Откуда же взялась утечка?

— Из твоего отдела, — поддел Рентеро.

— Не может быть.

— Насколько мне известно, в нем появился новый человек, которого ты допустила к работе на свой страх и риск, без запроса личного дела и проверки.

Сарате? Несмотря на вчерашнюю ссору с новичком, Элена ему полностью доверяла. Слова Рентеро не поколебали ее уверенности. Она подождет, она не сомневается, что никто из ее команды, включая Сарате, к утечке непричастен.

— Не возражаешь, если я закажу граппу?

— Вообще-то рановато, но удивляет, что ты так долго с этим тянула.

Приятно было завтракать в ресторане отеля «Ритц». Даже если не обращать внимания на золотистые отражения ламп в зеркалах, роскошь проступала во всем — в выучке официантов, в утонченной сдержанности посетителей, в мягкой тишине под сводчатым потолком. Движения Элены стали неторопливыми, это она унаследовала от матери, которая в роскошной обстановке всегда становилась неспешной и вальяжной. Мать, конечно, хотела бы видеть ее именно такой, лениво болтающей с миллионерами, а не отчаянно спорящей с неотесанными коллегами-полицейскими. Элена глотнула граппы, и светской львицы как не бывало.

— Как продвигается расследование? — спросил Р­ентеро.

— Медленно. Как по-твоему, стоит подозревать Мойсеса, отца девушек?

— Цыгана?

Рентеро, образец учтивости и чемпион по политкорректности, среди своих изъяснялся как простой полицейский.

— Я предпочитаю называть его по имени, — поправила его инспектор.

— Почему ты решила, что он причастен к преступлению?

— За несколько дней до убийства свидетель видел бродившего по округе сутулого человека.

— Думаешь, он подготавливал место преступления?

— Не знаю.

— Это слабое доказательство. Мало кто ходит не сутулясь. Я сам немного горблюсь, мне нужна постуральная терапия.

— Ты стареешь.

— Какие у тебя еще основания подозревать отца? — Тщеславный Рентеро предпочел не заметить ее комментария.

— Сорок пятый размер ноги. Судя по следам. Теперь ты мне скажешь, что у многих людей большая нога, но уверяю тебя, это не так. Мы обыщем его шкаф, хотя вряд ли что-нибудь найдем. Ведь ты бы избавился от подобной обуви?

— Мне кажется, этого мало.

— Он очень странно себя ведет.

— Две его дочери жестоко убиты. Наоборот, было бы подозрительно, если бы он вел себя как обычно.

— Тебя смущает, что мы проверяем Мойсеса? На тебя давит цыганская община?

— Ты же знаешь, меня пугает только давление крупных общественных групп. Я просто пытаюсь понять твои подозрения.

— Я никого не подозреваю, я только хотела прозондировать твою реакцию. Не могу представить, чтобы отец убил родных дочерей таким ужасным способом. Запустив червей им в головы.

— Тогда прекрати зондировать и берись за работу, Элена. Это дело — бомба замедленного действия, и нам надо как можно скорее найти убийцу.

— Убийцу всегда нужно найти как можно скорее.

— И еще. Все указывает на то, что в тюрьме может сидеть невиновный, и это обстоятельство бросает тень на полицию.

— Сегодня я иду в тюрьму, чтобы поговорить с ним. Я пришлю тебе отчет.

— Полагаю, его адвокат скоро подаст ходатайство об освобождении.

— Пока не всплывут все подробности, он не должен этого делать. Но как долго мы можем держать все в секрете?

— Это уже не секрет, в любой момент у дверей министерства могут появиться журналисты. Какой-нибудь редактор уже сидит и придумывает подходящий заголовок. — Опасения комиссара стали более конкретными. —