не волновала интеграция, он смотрел на гаджо без интереса, а после четырех бутылочек вина — с презрением. И все же теперь он был нужен Мойсесу.

— Ты говорил мне это всегда, но я тебя не слушал.

Капи довольно кивнул. Он достал пачку «Дукадос» и закурил. Поставил латунную пепельницу на стул. Предложил сигарету Мойсесу, тот жестом отказался.

— Как Соня?

— Плохо.

— Ей всегда плохо, как я погляжу.

— Убили ее дочь, Капи, как ей может быть?

Капи так и не смог принять того, что родич связался с нецыганкой. Он даже не пошел на свадьбу. Отношения так испортились, что двоюродные братья не общались двадцать лет. Но сблизились, когда развалился ивент-бизнес. Мойсесу было очень трудно заставить себя обратиться к Капи. Он явился, как побитый пес, сломленный трагедией и почти разоренный. Но брат протянул ему руку и приобщил к своим темным делишкам. Мойсес узнал, что антиквариат поддельный, что в рамах картин Капи прячет наркотики. Все это происходило за спиной Сони, которая ни разу не спросила, откуда вдруг появились деньги. Может, оцепенела от горя, а может, ею руководил затаенный в глубине души здравый смысл. Она никогда не задавала вопросов, но Мойсес все равно ощущал себя предателем.

— Почему ты от нас отрекся? — спросил Капи.

Тот же вопрос он задал Мойсесу семь лет назад, когда убили Лару. В этом повторении было что-то жестокое. Что-то от ритуального унижения — так проигравшего в настольный футбол заставляют пролезть под столом. Такова была цена, которую кузен требовал за то, чтобы снова протянуть ему руку помощи.

— Не знаю. Все пошло не так, брат.

— Зови меня цыган.

— Конечно, цыган. Все плохо. Я не смог защитить своих дочерей. Это самая большая неудача в моей жизни.

— Твоя неудача в том, что ты не воспитал их как цыганок. Если бы ты услышал меня в свое время! Но ты уперся как баран, с этой своей гаджо.

— Я влюбился, цыган, чего ты хочешь?

— Так бывает, я тоже влюбляюсь и теряю голову. Со всеми случается. Посмотри на Лорена, как он живет с дочкой этих Монкада. Но пусть бы она не пудрила тебе мозги, черт возьми. Да еще столько времени. Сколько вы женаты? Уже тридцать лет?

— Ты прав.

— Пусть бы не мешала тебе воспитывать дочерей по-твоему. Прививать им цыганскую гордость.

— Они обе выросли своевольными. Что одна, что другая, я не мог с ними сладить, — посетовал Мойсес.

— Ты позволил гаджо помыкать собой, мне за тебя стыдно. Но мы семья. Мы одна кровь, цыган. И я не оставлю тебя в беде. Никогда, слышишь?

— Спасибо, ты не представляешь, как я это ценю.

— Ни тебя, ни Соню. То, что она мне не нравится, не значит, что я не буду ей защитой. Она твоя жена. Мать твоих цыганок. Да, они мертвы, да помилует их Бог. Но Соня их родила и потому заслуживает моего уважения.

Капи поцеловал кольцо на среднем пальце.

— А теперь скажи мне, что делать с этим убийцей, которого хотят выпустить.

— Не знаю.

— Не корчи из себя чистенького отца семейства; раз ты пришел ко мне, то ради чего-то.

— Я просто запутался, у меня в голове сумбур.

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе? Да или нет?

Капи наклонился к нему. Мойсес испуганно смотрел на брата. В подсобке было очень жарко, он взмок.

— Ты должен попросить об этом, вот мое единственное условие.

— Помоги мне, брат.

Капи хлопнул его по бедру и встал. Быстро прошел через магазин. Выйдя за ним на улицу, Мойсес увидел, как он разговаривает с другими цыганами. Один из них посмотрел на Мойсеса с жалостью, но тому показалось, что с презрением. Потом все уселись в старый белый фургон, «Фиат-фиорино» 96-го года.

Глава 36

Элена Бланко сопровождала Соню в Институт судебной медицины. Следственные действия завершились, и тело можно было отдать родным. Элена знала, что это трудный момент. В ее обязанности вовсе не входило сопровождать несчастных скорбящих родственников в институт, но сейчас она вызвалась это сделать. Разумеется, ей хотелось собрать информацию, но, кроме того, ею двигало сострадание. Он очень сочувствовала Соне, матери, которая за семь лет потеряла обеих дочерей.

Соня шла по длинному коридору как лунатик. Она уже перестала быть матерью, хотя еще не вполне отдавала себе в этом отчет.

— Мы пытались разыскать Мойсеса, но он не отвечает на звонки, — предупредила инспектор.

— Я тоже не смогла с ним связаться. Не знаю, где мой муж.

Элена взяла ее за руку, чтобы на развилке коридоров повернуть направо. Соня не сопротивлялась, позволяя вести себя, как марионетку.

— Для него это нормально — так исчезать?

Соня остановилась, словно ответ на этот вопрос требовал непомерных сил.

— Все, что происходит с нами в эти дни, — ненормально.

Они двинулись дальше. Элена не находила слов, чтобы задать правильный вопрос.

— Он ждал, когда можно будет забрать тело Сусаны, никак не мог дождаться. И теперь, когда этот день настал, не отвечает на звонки.

Соня сжала губы, чтобы не заплакать.

— Мы поссорились. Мы наговорили друг другу ужасных вещей.

— Ужасных вещей? Что случилось, Соня?

— Мы оба на нервах. Это все бесчеловечно, просто невыносимо.

— Но вы же знаете, где его искать?

Интуиция подсказывала инспектору: нужно хоть немного сблизиться с Соней, чтобы смягчить предстоящий удар.

— Вы думаете, мне нравится находиться тут одной?

И Элена вдруг увидела ситуацию глазами Сони.

— Я больше всех хочу, чтобы он был здесь. Но его нет. Он ушел, как уходит всякий раз, когда возникают проблемы. Он сейчас пьет, я точно знаю.

Сказать сейчас или оставить разговор на потом? До морга оставалось несколько шагов. Там Соня расплачется над телом дочери, подпишет бумаги, а сотрудник похоронного бюро даст ей телефон своей фирмы, чтобы ускорить оформление документов. И тогда горе поглотит ее целиком. Неприятно, но надо ловить момент.

— Соня, у нас есть запись, как Мойсес выходит из дома в ночь преступления.

— Это невозможно, — ответила Соня. — Он был дома.

— Вы всю ночь были с ним? Вы совершенно уверены, что он никуда не выходил?

Соня колебалась. Очевидно, со всей уверенностью она не могла этого утверждать. Брак — дело тонкое, за годы совместной жизни можно научиться незаметно уединяться, не вызывая подозрений.

— Нет, — согласилась она. — Не уверена.

— Дорожные камеры показывают, как Мойсес садится в белый фургон. Вам известно, что это за фургон?

— Может быть, фургон его кузена? Но это странно, они не общаются уже много лет.

— Какого кузена?

— Капи. У него антикварный магазин на Эль-Растро.

Элена медленно кивнула, принимая информацию к сведению; она сочувствовала этой женщине, словно близкой подруге.

— Где моя дочь? — спросила Соня. — Я хочу ее видеть.

Тянуть больше нельзя. Придется нанести этот удар, а уже потом пытаться привести ее в чувство. Элена сделала еще два шага, взяла Соню за руку и снова остановилась, уже на пороге морга.

— Соня, мы нашли следы ДНК Мойсеса на теле Сусаны.

В течение нескольких секунд ничего не происходило. Время словно остановилось. Соня побледнела, кровь отхлынула от ее лица — и от ног, кажется, тоже, потому что она вдруг пошатнулась. Элена подхватила ее.

— ДНК Мойсеса на теле моей дочери? Не понимаю.

— Я тоже не понимаю, Соня, и мне нужна ваша помощь. Возможно ли, что Мойсес видел Сусану в ночь убийства?

— Это невозможно, он бы мне рассказал.

— Какие у него были отношения с дочерью?

— Нормальные отношения отца и дочери. — Ошеломленная, Соня не понимала, что говорит и что говорят ей.

— Не может быть, Соня. Они не могли быть нормальными. ДНК нашли под ногтями Сусаны. Значит, они дрались, и она его поцарапала.

Соня судорожно