Бабулю Жу-Жу на ресепшен. Я была ей за это очень признательна и обязательно поблагодарила бы, если бы не ощущала себя так растерянно. Так не к месту. Я только-только начала вновь чувствовать себя как дома, но теперь мне казалось, что Марли, которая всего несколько недель жила в Сент-Эндрюсе, освоилась тут гораздо лучше. По крайней мере, в общении с моими старыми друзьями.

– Есть будем, когда придут Дебби и Эд, – предупредил Джек Блейка, который одной рукой уже рылся в корзинке для пикника. Я навострила уши. Дебби и Эд? Еще двое старых друзей, и наконец-то два человека, которые не затаили на меня обиду. По крайней мере, я на это надеялась.

Блейк вытащил руку из корзины.

– Но я же голодный! – надулся он.

В следующую секунду он вытащил из сумки-холодильника бутылку вина. Джек бросился на него, но после небольшой потасовки, ругаясь, свалился на песок, а Блейк с победной ухмылкой на лице налил себе вина. Он отхлебнул из бокала и подмигнул Джеку сквозь стекло.

– Дебби и Эд придут? – спросила я Джека, чтобы хоть как-то участвовать в разговоре. – Сто лет их не видела!

– Тебя сто лет тут и не было, – пробормотал Уилл, прежде чем Джек успел ответить. Или мне показалось? Он говорил так тихо, что из-за шума волн и разговоров его было едва слышно.

Я постаралась не показывать, как сильно меня задевали его публичные подколы. Вместо этого я продолжала смотреть на Джека, вцепившись ногтями в ладонь. Кажется, все заметили безмолвное напряжение между мной и Уиллом. Воздух словно похолодел на несколько градусов.

– Да, – быстро ответил Джек и сел на покрывало, бросив быстрый взгляд на Уилла. – Но они приедут позже, им еще надо закрыть кафе.

– Значит, еще успеем сыграть в американский футбол! – Блейк уже осушил свой бокал и схватил мяч. Уилл, похоже, был рад смене темы и тут же вскочил. А меня так смутило его поведение, что захотелось встать и пойти домой. Но я не позволю себе дать слабину.

Я проводила взглядом Джека и его собаку, тоже решивших присоединиться к игре. Теперь на покрывале остались сидеть лишь четыре девушки. Я почувствовала на себе ледяной взгляд Фионы и решила отвлечься на боль от ногтей, впивавшихся в кожу. У меня начали дрожать пальцы. Только не показывай слабость.

Мне очень хотелось поставить Фиону на место, но горло словно кто-то сжал. Глаза предательски щипало, я прикусила губу. И тут же почувствовала теплое прикосновение Элли на моем плече.

– Лив, не хочешь прогуляться? – ее голос звучал мягко и успокаивающе.

Я была не в состоянии отвечать, поэтому просто кивнула. Она приобняла меня и помогла подняться. Не глядя на Марли и Фиону, я пошла за Элли в сторону моря.

– Мне очень жаль, что они так себя ведут, – сказала Элли, когда мы отошли достаточно далеко, чтобы нас не могли услышать. – Это ненормально. Я уже говорила Фионе, но она…

– Она обижена, я понимаю, – мой голос дрожал и звучал глухо.

Мы прогуливались вдоль кромки воды. Брызги волн приятно холодили босые ноги, но у меня внутри пылало пламя, и оно готовилось вырваться наружу.

– И знаешь, возможно, я заслужила такое отношение. Все произошло слишком быстро. Мы с Уиллом были очень молоды. Я никому не хотела причинить боль. – Первая слеза встала в уголке глаза. Я быстренько ее сморгнула.

– Я думаю, мало кто хочет причинять другим боль своими поступками, – ответила Элли. – Но это все равно происходит.

Я провела ладонью по лицу.

– Да, особенно когда человек, принимая решение, думает только о себе, – я тут же вздрогнула. Эти слова просто сорвались с языка. Я никогда не думала об этом с такой перспективы. Но теперь, произнеся это вслух, я увидела все своими глазами. Я действительно думала только о себе. Поступила так, как тогда было лучше, – нет, легче – для меня. Выбрала то, что мне давалось лучше всего – убежать.

– Ты об этом жалеешь? – мягко спросила Элли.

Я помедлила с ответом.

– Нет… Да, иногда. Хотя нет. С тех пор, как я снова здесь, все чаще, – я засмеялась от своего беспомощного лепета. – А должна жалеть?

Элли задумчиво покачала головой и отвернулась к морю.

– Знаешь, я не так многому научилась у своей матери. Она… очень строгая женщина. Набожная и безрадостная. Она выгнала меня из дома, узнав неудобную для нее правду. Но одну вещь, которую она повторяла, я не забуду никогда: ни о чем не жалей, ты не можешь отменить прошлое. Я живу по этому принципу.

– То есть сожалеть о прошлом – чистая трата времени и сил?

Элли кивнула.

– Человек просто мучает себя, но ничего не меняется.

– Скажи это моему мозгу. Твоя мысль до него еще не дошла.

– Это скорее относится к сердцу, – Элли посмотрела на меня с мудрой улыбкой на губах. – Лив, ты должна простить себя. Как другие могут простить тебя, пока ты не сделаешь этого сама?

У меня вновь запершило в горле, и я откашлялась.

– Ты сейчас говоришь как моя преподавательница по йоге, – засмеялась я, пытаясь звучать беззаботно.

– Ну и как, права она? – так просто Элли бы меня не оставила.

Я робко улыбнулась.

– Всегда.

Мы молча шли дальше, пока огромное пылающее солнце целовало горизонт.

– Как дела у Бьёрна? – спросила Элли.

– Э-э-э… Он… Мы… Он улетел.

– Хорошо, – Элли кивнула с таким видом, словно обо всем уже знала, но просто хотела услышать от меня.

– Хорошо?

Она ухмыльнулась.

– У меня было ощущение, что ему тут не очень понравилось.

– Правда? – язвительным тоном спросила я.

Элли подмигнула.

– Нельзя одновременно вести две жизни, по себе знаю. Я смогла стать по-настоящему счастливой, лишь попрощавшись со старой жизнью. Я думаю, ты с той же целью уехала в Европу, но у тебя не получилось. Иногда нужно заблудиться, чтобы найти правильный путь. Менять свое мнение нормально.

Я резко остановилась. Элли попала точно в цель. Босые ноги увязали в мокром песке, лодыжки омывала прохладная морская вода. Я смотрела на волны, которые ритмично набегали на пляж. Вечно и неутомимо. Как мое сердце при мысли об этом месте. О людях. И, надо признать, об Уилле. Я незаметно поняла это в последние дни.

Осознание накрыло меня ледяной волной, удар которой бросает в дрожь. От некоторых вещей я не могла убежать, даже улетев на другой конец земли.

Элли дала мне время разобраться с мыслями. Мы молча шли рядом, и ее присутствие успокаивало и будоражило одновременно.

– Я хочу еще кое-что тебе сказать, надеюсь, ты не обидишься, –