И все упиралось в деньги. Одному хотелось иметь их больше, чем у него есть. Другому — иметь то, что на них можно купить. Кто-то тратил их, чтобы вернуть пропавшее имущество или исчезнувшую дочь, кто-то, как, например, Гриффин, крал их, подделывая записи в бухгалтерских книгах.

А тебе приходится разыскивать всех, кто пытался нечестным способом нажить деньги. И обычно ты их находишь. Дьявольски трудно ускользнуть от такого агентства, как ДКК, если оно ищет тебя. Приходится менять имя, перекрашивать волосы, не пускать детей в школу, уходить из своего профсоюза и с работы, рвать кредитные карточки, покидать жену, не показываться на похоронах матери, загонять свою машину в глубокую реку, переставать платить налоги, распрощаться с социальной помощью.

Беглецу приходится отказываться от всех привычек, которые могут вывести на след «скип-трейсеров» или детективов, руководствующихся безошибочным инстинктом.

И все же некоторым удается превратиться в этаких «невидимок». Может быть, это еще долго удавалось бы и Чарлзу М. Гриффину, не проломи он череп их агенту Барту Хеслипу.

Но теперь они выгнали этого типа из укрытия и преследуют по горячим следам.

Гизелла спустилась по лестнице; короткая юбочка подчеркивала длину ее красивых ног.

— Извини, Дэн. Позвонил Тодд из банка.

— Какие-нибудь проблемы?

Они пошли по улице, направляясь к принадлежащему Кёрни «галакси»-универсалу с длинными усами антенны. Гизелла покачала головой, в уголках ее рта залегла легкая улыбка, хотя на худом лице и не было ямочек.

— Никаких проблем. Тодд надеялся стать вице-президентом, но не получил ожидаемого повышения, вот он и ищет, кто бы мог его поддержать.

Кёрни открыл дверь, и высокая блондинка, сверкнув ослепительно белыми длинными ногами, проскользнула внутрь. Кёрни ценил женские достоинства Гизеллы только в той мере, в какой они помогали ей исполнять свою работу. Она научилась печатать документы еще в ту пору, когда заканчивала среднюю школу, теперь у нее была собственная лицензия, и она не намного уступала своему патрону в понимании и знании дела, которым они занимались.

Однако он и не помышлял ухаживать за ней, как если бы она была его пятилетней дочерью. Секс Кёрни оставлял для дома, этому своему убеждению он изменял очень редко и только в сильном подпитии.

— Куда мы, Дэниел? — Ее глаза сверкали. Они так редко покидали контору, что Гизелла испытывала удовольствие уже только от того, что они были на улице.

— Сперва поедем в больницу. Повидать Барта.

Она сразу отрезвела:

— Ты думаешь, он выкарабкается?

— Выкарабкается. — Его голос звучал, возможно, с излишней, но скорее всего искренней убежденностью.

Кёрни поехал по улице, успевая разглядеть номерные знаки всех машин, мимо которых они проезжали. У него была феноменальная память на номера, и он, вероятно, мог заметить большее количество угнанных машин, чем все остальные детективы, вместе взятые.

— Как прошло сегодня утром твое совещание с Ларри?

— Ты читала его отчеты. — Она кивнула, и он добавил: — Он сумел отмести одного за другим всех подозреваемых. Прекрасная работа.

— Всех, кроме нашего друга Гриффина. — И Гизелла, сама того не сознавая, высказала вслух то, о чем Кёрни думал несколько минут назад. — Невидимка. Думаешь, Ларри успеет выйти на него за тот срок, что ты ему отвел?

— Он старается изо всех сил, из кожи вон лезет.

Кёрни остановил «галакси» недалеко от больницы. Они поднялись по пандусу, предназначенному для машин «Скорой помощи», и стали подниматься на медленно ползущем, громоздком лифте.

— Ты здесь впервые, Дэн?

Он кивнул:

— Какой смысл сидеть, глядя на человека в коме?

— Коринна Джоунз придерживается другого мнения.

— Она не согласилась бы со мной, даже если бы я сказал, что черный цвет кожи прекрасен.

В палате все оставалось так же, как было во время посещения Балларда, только между слегка раздвинутых занавесок сочился слабый свет. Глаза Барта были закрыты. Кёрни сразу же заметил вставленную ему в горло трубку. Рядом с койкой стояла капельница с глюкозой.

— Есть ли какие-нибудь изменения? — спросила Гизелла.

Но поднявшаяся со стула Коринна Джоунз, казалось, видела только Кёрни. Ее лицо кривилось в той же усмешке, что и накануне ночью, когда она встретилась с Баллардом.

— Ну, ну, ну! Сам Шерлок Холмс! Великий человек собственной персоной.

Кёрни окинул ее беглым взглядом. Потер кончик носа. Затем повернулся к Гизелле и сказал:

— Почему бы вам не поискать доктора Уитейкера?

— Ах! Вы у нас такой невозмутимый! — продолжала ерничать Коринна. — Такой вежливый в обращении... Вы оплачиваете отдельную палату и поэтому считаете, что это снимает с вас всякую...

— В это время дня он должен быть где-нибудь в больнице, — холодно проговорил Кёрни. Его громкий голос полностью заглушил причитания Коринны. Он никогда не отступал ни перед кем, даже перед убитыми горем женщинами.

Пока Гизелла, стоя с напряженным лицом, колебалась, Коринна, едва сдерживая ярость, добавила:

— Он собирается хорошенько всыпать этому ниггеру. Поэтому ему не нужны свидетели.

Гизелла, побелев как полотно, ретировалась так торопливо, что ее уход походил на бегство. Она никогда не тушевалась перед сугубо личными, не прикрытыми эмоциями.

Кёрни спокойно воззрился на черную девушку; его суровое квадратное лицо оставалось спокойным, серые глаза выглядели так же непроницаемо, как у змеи.

— Вас что-то беспокоит, мисс Джоунз?

Коринна высказала ему все, что накипело у нее на душе. Говорила она немногосложными, зачастую примитивными словами, пересыпая их не всегда пристойными ругательствами, высказывая разумные мысли наряду с самыми глупыми. Это был спонтанный взрыв-разрядка. Глаза ее сверкали, пышная грудь приподнимала пушистый бежевый свитер, но как только она остановилась, чтобы перевести дух, Кёрни предложил ей сигарету.

Девушка разрыдалась.

Он закурил, подошел к изголовью и внимательно посмотрел на Хеслипа. Когда Коринна принялась вытирать глаза носовым платком, он так, словно, даже отвернувшись, продолжал ее видеть, сказал:

— Суть всего вами сказанного такова: какой же я сукин сын, что взял Барта на работу!

— Какая это работа — сплошная мерзость. Вы все сущие стервятники, налетаете на бедняков, неудачников, беззащитных людей...

Кёрни, повернувшись, посмотрел на нее.

— Чушь собачья, — благодушно произнес он.

— Вы не посмели бы сказать мне такое, если бы я была белой девушкой! — воскликнула она.

Перегнувшись через кровать, Кёрни заговорил неожиданно резким голосом, как бы вбивая каждое слово в ее сознание: