ладно Вяземский — я предполагал, что у Олега все же не хватит силы воли держать себя в руках. Но Долгорукие? Это же родственный дом, младшая ветвь, еще в древности обретшая собственную власть. Но они всегда были в союзе с Оболенскими…

Тьма не дала ответа. Я лишь услышал короткий смешок, а затем картинка снова сменилась.

Я все так же оставался незримым наблюдателем за этими сценами из собственного будущего. Но сейчас события разворачивались… в церкви. Я сразу узнал роскошное, поистине царское, убранство Исаакиевского собора. Множество мраморных колонн, расписные плафоны, мозаика и огромный зал, заполненный толпой придворных и пропахший ладаном.

Я стоял на пороге, за моей спиной распахнулись двери, но внутрь я не заходил. Лишь сейчас я понял, что ждал. И когда перед ступенями остановилась украшенная золотыми вензелями машина, я понял, в чем было дело.

Венчание.

Из автомобиля, хотя он был больше поход на карету на колесах, вывели девушку. Тонкий стан был затянут в изумительное расшитое жемчугом платье, шлейф которого пришлось разворачивать и нести двум слугам. В руках у невесты был букет белоснежных цветов, но из-за этой охапки я даже не смог рассмотреть ее пальцы.

И самое странное — ее лицо было скрыто под плотной вуалью. Голову венчала диадема, заискрившаяся сотней бриллиантов, когда на камни упал луч полуденного солнца, но лицо… Словно его скрыли намеренно. Обычно фата у невест была полупрозрачной, скорее символической. Но на этой девушке оно было слишком плотным.

Невеста подошла ко мне, передала букет кому-то из сопровождавших ее дам, и я подал ей руку, чтобы повести в храм.

Впереди. по обеим сторонам огороженной дороги к алтарю, замерли люди. Позади нас, на площади, толпа издала торжественные возгласы.

— Император! Сам император прибыл…

Картинка погасла. Я тряхнул головой, пытаясь отогнать остатки наваждения.

— Кто она? — Хрипло спросил я.

Мне казалось, что прошла целая вечность, но, судя по всему, наш с Тьмой диалог и просмотр интересной документалки о будущем не продлился долго. Примоген все так же лежал на ковре, над ним опасно накренился перевернутый стол, да и во всем кабинете царил полный хаос. Бой и правда был нешуточным.

«Та, кого ты выберешь», — ответила Тьма. — «У тебя будут варианты один другого привлекательнее».

— Значит, я буду жить на три семьи? — усмехнулся я. — Оболенские, мать, своя собственная… Не все согласятся с тем, что это — счастье.

«Но это то, чего ты всегда хотел. То, что у тебя рано отняли и то, что ты можешь окупить сторицей. Это ведь не только семья. Темный князь — это еще и должность».

— А Темная княгиня? Та самая, которую я каким-то образом должен возвысить.

Голос рассмеялся.

«Не все сразу, Хрусталев. Темная княгиня — это часть твоей работы. Часть нашего договора. Но я показываю то, что ты получишь после. Это хорошая и честная сделка, дитя. И лучшего предложения тебе больше никто и никогда не сделает. Я получаю возможность реализовать свою природу, а ты… Ты получаешь все, о чем даже не смел мечтать».

— А нюансы?

«Ты знаешь главную деталь. Мне нужен Палач и жнец. Это грязная работа. Но и с ней я тебе помогу. Ты — мои физические руки в этом мире, а рукам всегда достается тяжелый труд. Но прежде чем ты ответишь, прежде чем попытаешься отказаться… Скажи, Хрустальный князь, за что тебе защищать тех, чья сила мне нужна? Многие из них мечтают о твоей смерти и непременно попытаются тебя убить. Многие из них мечтают оказаться на твоем месте и непременно попытаются тебя подвинуть, считая, что они мудрее меня. Ты не из этого мира, ты ничего никому не должен, Хрусталев. Или ты считаешь иначе?»

Я застыл, раздумывая над ответом. Тьма, зараза такая, была отличным психологом и прекрасно играла на моих чувствах, мечтах и обидах. И… по большому счету, в чем она была неправа?

Если верить видениям, передо мной простирались возможности, которые я прежде не мог себе вообразить. Я действительно мог получить все. Но… Ценой убийства. Нельзя вырвать из человека дар, не угробив его самого. Сила была каким-то непостижимым образом связана с кровью. Так что работа действительно грязная, кровь придется лить ведрами.

Но чью кровь? Тех, кто был мне никем? Тех, кто, выясни они мое истинное происхождение, и руки бы мне не подали?

На одной чаше весов была мораль, которая…

— Оболенские не должны пострадать, — сказал я. — И мои неодаренные друзья.

«Что ж, обойдемся без них. Но ты компенсируешь силу Оболенских чьей-нибудь другой, аналогичной».

— Сколько тебе вообще нужно этой силы?

Тьма усмехнулась.

«Начнем с Ордена, сначала мне нужна почти вся Тьма. Затем придется проредить аристократические дома. Но выборочно. Я не слепая сила, что пожирает все подряд. Нет, мне нужен порядок. А для порядка должны остаться люди, которые в нем соображают. Просто строить они его будут немного иначе. Считай себя очищающим штормом, санитаром этого буйного леса… Ибо не все достойны тех даров, что были выданы их семьям сотню лет назад».

— И с чего начать?

Тьма заставила меня снова посмотреть на Примогена.

«Обезглавь верхушку — и тебе будет гораздо проще уничтожать их в том хаосе. Что начнется».

Глава 10

Я медлил с окончательным ответом. Странное ощущение. Я словно разделился на две части, что никак не могли между собой договориться.

На одном плече будто сидел, болтая крылышками ангел, пытаясь вернуть меня на пусть истинный, уповая на мораль, справедливость и обязанность не вредить людям. На другом — с издевкой подстрекал бес рогатый. Дескать, Тьма была права, ты никому ничего не должен, Хруст. Давай, немного поработай — и заслужишь награду.

Почему-то мне первым на ум пришел брат Луций. Если Тьма настаивала на изъятии всей темной силы, то мне придется убить и его. А мне этого делать совсем не хотелось. В конце концов, Луций был одним из немногих в Ордене, кто показал себя порядочным человеком. Он мог позволить Юле попытаться убить меня еще тогда, в Форельной башне. Мог удовлетвориться печатью Примогена, умыть руки и просто проигнорировать это обстоятельство.

Но не стал. Наоборот, старался защитить меня и повел себя по-дружески. Даже этим утром, когда опередил конвой Ордена… Он ведь мог отстраниться и ничего не делать. Просто забить. Уйти с дороги и оставить меня на произвол судьбы. Но не стал. И вряд ли все