Неужели мне удалось поколебать их неприязнь?! Снова безумным, ясным огнем вспыхивает надежда…

Они сомневаются, значит, не все потеряно.

…и тут же гаснет при взгляде на лицо Марция Севруса. Пока жив Рэндольф, он не допустит признания Ламберта.

Внезапно объявившийся наследник молчит. Его лицо — карнавальная маска Вольто,[2] равнодушная и пустая.

— И вот еще вопрос. Как получилось, что наследник рос так вдалеке от дома и обучался ремеслу воина, а не правителя? Вы ведь воин, Рэндольф, не так ли? Да еще и вассал Марция Севруса, — заключаю я, рассмотрев клеймо князя Церы на доспехе и рукояти меча.

— Клинок, — все так же равнодушно отвечает фэйри.

— Что, простите?

— Я Клинок князя, — он говорит об этом без малейшего стыда, даже с каким-то внутренним достоинством.

По фэйри бежит возмущенный ропот. Превратить равного, будущего правителя в свою вещь, свой клинок… Признание выставляет Марция Севруса с самой неприглядной стороны. Особенно если вспомнить, что никто не знает, что именно случилось с сыном тана Танцующих-с-Ветром десять лет назад.

Мне хочется расцеловать наследника тана Фианнамейла за его признание. Раб не может быть правителем! Я поднимаюсь, чтобы сказать об этом, но негромкий, ровный голос Рэндольфа обрывает мой порыв.

— Сиятельные князья и таны, — стоит ему начать, в зале воцаряется тишина, словно кто-то внезапно опустил завесу молчания. В этой тишине отчетливо слышно каждое слово фэйри, — ваш спор лишен смысла. Я действительно был рожден, чтобы править, но нити судьбы спутались. Мое Предназначение давно не связано с кланом отца, и мне никогда не стать хорошим правителем. Даже если вы объявите меня таном, я откажусь.

Молчание.

Долгое-долгое молчание.

— Это невозможно, — голос князя Дунадда подобен скрипу несмазанной телеги. — Механизм давно утерян, и боги ушли. Никто не в силах больше вмешаться в полотно судьбы.

О чем он?! Какой механизм? При чем тут боги?!

Я ловлю на лице Ламберта тень своего изумления, обвожу взглядом прочих присутствующих. По иным сразу видно: слова князя для них такая же тарабарщина, как и для меня. Но Иса рассматривает Рэндольфа с задумчивым интересом, и Марций Севрус кривится, словно его заставили разжевать лимон. Они точно что-то знают.

— Магия крови и сила Хаоса вплели мою нить в полотно судьбы. Я сам дал на это согласие.

Зал взрывается криками. Сиятельные фэйри гомонят, как рыночные торговцы, перебивают друг друга, требуя разъяснений. Марций Севрус шипит и разве что не плюется, выговаривая что-то своему протеже.

Равнодушный к обвинениям, вопросам и угрозам, Рэндольф похож на одинокую скалу посреди штормового моря.

Пусть хоть кто-то объяснит мне, что здесь происходит! Я дергаю Ламберта за рукав, пытаюсь добиться от него разъяснений и краем глаза замечаю, как Рэндольф наклоняется к князю Церы, чтобы прошептать ему что-то на ухо.

— Я не знаю, — потрясенно бормочет Ламберт. — Никто не видел Рэнди после Роузхиллс…

Роузхиллс!

…Запах дурманных трав, крик «Не трогайте Терри!» и распятое на алтаре тело мальчишки-фэйри…

Влажная рука на горле, на ошейнике. Запах изъеденного болезнью тела — за прошедшие десять лет Дориан стал еще отвратительнее. И совсем как тогда, десять лет назад, чужая, но знакомая сила проходит сквозь мое тело, обжигая душу.

Оглушая, лишая возможности мыслить и действовать.

Как в тот раз, и все же по-другому. Словно я за прошедшие годы сжилась и свыклась с могуществом, которое разделила с Элвином благодаря ошейнику. Мир вокруг размыт и нечеток, но я все еще здесь. Плохо вижу, но я не ослепла.

Лучше бы ослепла.

Нож взлетает и опускается, рисуя кровавые полосы на теле подростка.

Пронзительный визг «Терри-и-и!» и «Отпустите его! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Я буду хорошей!».

Роузхиллс!

Вот где я видела эти янтарные глаза на тогда еще детском лице. Вот отчего мне кажутся неуловимо знакомыми этот острый подбородок и красиво очерченные губы.

…Тогда он очень старался не плакать. Только смотрел расширенными, полными безмерного ужаса глазами, как мелькает серебристый кинжал и кровавые пятна ложатся по краям алтаря.

Он знал, что будет следующим…

Пока я сижу, слишком потрясенная своим открытием, чтобы думать хоть о чем-то, Рэндольф коротко кланяется Марцию Севрусу, грациозным движением танцора отступает в сторону и движется к двери.

Ламберт бросается за фэйри, выкрикивая его имя, а я все так же сижу, не в силах подняться, и смотрю вслед Рэндольфу.

…Он мертв, он должен был быть мертв! Там не осталось никого живого, я помню, как неведомая сила сминала и корежила человеческие тела, как хлестала кровь, как плавилась земля и сам камень…

Роузхиллс.

За прошедшие годы я почти убедила себя, что это был всего лишь сон, кошмар, нелогичный и дикий, какими обычно бывают все кошмары.

Перед тем как захлопнуть дверь, невозможное видение из прошлого оборачивается. На краткое мгновение наши взгляды встречаются.

Он кланяется мне — с почтением и благодарностью. И исчезает за резной, окованной медью створкой.

Элисон

Кольцо лежало там же, где я его оставила. А я до последнего представляла себе всякие ужасы. Что его найдет и заберет себе колдун, например. Не зря же он расспрашивал про Терри. Я тогда специально не стала говорить, что мой друг — призрак. Но Элвин жутко умный, мог и так догадаться.

— Наконец-то. Я думал, ты про меня совсем забыла, Элли. Знаешь, как скучно быть призраком среди развалин? Ну что? Я был прав, все хорошо?

— О, Терри, — я зашмыгала носом. — Все совсем не хорошо. Все очень-очень плохо!

— Что на этот раз случилось, принцесса?

Хорошо, когда есть кому рассказать свои беды, и этот «кто-то» не посмотрит на тебя как на дурочку и не начнет убеждать, что тебе лечиться надо.

За разговором мы медленно шли обратно в город. Конечно, леди не положено ходить пешком, но лошади у меня не было, а нанимать карету не хотелось. Опять сплетни пойдут — зачем бы чокнутой Элисон ездить на развалины?

Я шла и представляла, что впереди вдоль обочины вышагивает кролик в камзоле. Тот самый, который привел меня к башне мага через черный туннель. Почти увидела, как он важно переставляет задние лапы. А в передних держит… что? Часы в форме луковицы, вот что!

— Элисон, что ты делаешь?! — запоздало возмутился Терри. И мир моргнул.