высказываниях о тамплиерском ордене, к которому ведь до 1780 г. принадлежал и Книгге. Основанный в Шотландии орден тамплиеров XVIII в. претендовал на то, чтобы в романтизированной форме продолжить традицию одноименного средневекового рыцарского ордена, который в начале XIV в. вошел в конфликт с Филиппом IV Французским и папой Климентом V и в конечном счете был запрещен. Поскольку его великий магистр Жак де Моле был в 1314 г. казнен по ложному обвинению в ереси, в символике квазимасонского ордена тамплиеров важную роль играли мотивы мести за казненного великого магистра. Так, в среде тамплиеров имел хождение антибурбонский лозунг «Растопчи лилии» (Lilia destrue pedibus), который якобы обнаружили и в конфискованных папской полицией бумагах Калиостро[448].

Эти слова, правда, можно не рассматривать в качестве политической программы, рассчитанной на реализацию, как их из ненависти к революции, а также в целях агитации толковала контрреволюционная сторона, однако они неизбежно воспринимаются как выражение антиабсолютистских настроений. Они стали исходной точкой для дальнейших признаний, которые Калиостро сделал инквизиции. Якобы в одном загородном доме под Франкфуртом двое сопровождающих — не названных по имени — положили перед ним книгу, «которая начиналась словами: „Мы, великие магистры тамплиеров...“ Далее следовала формула клятвы, составленной в ужасающих выражениях, которые я уже не могу вспомнить, и содержавшей обязательство истребить всех деспотических монархов. Эта формула была написана кровью... Подписи содержали имена двенадцати великих мастеров иллюминатов»[449].

Речь идет никоим образом не о баварских «иллюминатах», а исключительно об «иллюминатах от теософии», которые особо вольготно чувствовали себя в ордене тамплиеров и розенкрейцеров[450]. Дальше сказано: «Я все больше убеждался, что эта секта была намерена нанести удар прежде всего по Франции, после чего придет очередь Италии, и особенно Рима... [что] общество вложило в различные банки Амстердама, Роттердама, Лондона, Генуи большие денежные суммы, сложившиеся, как заверили меня мои спутники, из взносов, которые ежегодно выплачивают 180 000 каменщиков, по пять луидоров с каждого; что эти суммы служат для содержания бойцов ордена, для выплаты жалованья эмиссарам, которые находятся при всех дворах, для содержания кораблей и, наконец, для покупки всего, что может понадобиться секте, и для вознаграждения тех, кто решится на какое-либо предприятие против деспотического суверена»[451].

Этот гигантский масонский заговор существовал исключительно в фантазии Калиостро. Поскольку он не мог претендовать хотя бы на видимость правдоподобия, даже ватиканский издатель счел необходимым применить к словам разоблачителя этого заговора выражение «бахвальство»[452]. Таким образом, Калиостро с его дурной репутацией не решились представить как главного свидетеля, достойного доверия[453], и позднее в антимасонской политической публицистике его фигуру по преимуществу обходили молчанием либо его не принимали всерьез как «бесстыжего авантюриста»[454]. Аббат Баррюэль, которому нельзя приписать особую щепетильность в разоблачении мнимых заговоров, упомянул Калиостро только один раз и совершенно мимоходом, в связи с одним слухом, которому сам не придал большого значения[455]. Некоторые многозначительные намеки содержатся только в вышедшей в 1794 г. книге испанского иезуита Лоренсо Эрваса-и-Пандуро «Причины французской революции»[456] и в «Могиле Жака Моле», впервые опубликованной в Париже в 1795 г. и переведенной также на немецкий и нидерландский языки[457].

С учетом этих хоть и неоспоримых, но до сих пор не подвергнутых систематическому разбору обстоятельств вызывает удивление, что вышеупомянутое сообщение розенкрейцера Жозефа де Мезоннёва от 12 января 1790 г. после его обнаружения смогли объявить сенсационной находкой, доказательно подтверждающей тезис о заговоре[458]. Ситуация становится понятней, если учесть, что главный автор этого вывода, француз Бернар Фай, в 1946 г. был осужден на пожизненную каторжную тюрьму как пособник национал-социалистов, ответственный за отправку тысяч французских масонов в концентрационные лагеря[459].

Несомненно, слухи, окружавшие арест и показания Калиостро и распространявшиеся контрреволюционными кругами по всей Европе, способствовали укреплению недоверия к «смертельно опасной заразе»[460] масонства и готовили почву для антимасонского тезиса о заговоре, который уже вскоре приобретет более четкие контуры[461]. Готовность увидеть в масонах закулисных организаторов революции отражает письмо, которое Мария Антуанетта Французская 17 августа 1790 г. направила своему царственному брату Леопольду II. В нем говорится: «Берегитесь всех масонских объединений, Вас уже предупредили, каким путем эти злодеи намерены во всех странах добиваться одной и той же цели»[462].

3.3. От тезиса о заговоре к теории закулисных организаторов

В то время как в Германии склонность сваливать всякое нежелательное развитие событий на масонов и иллюминатов существовала еще до 1789 г., французский аббат Баррюэль, когда он в 1789 г. попытался вскрыть «истинные причины революции», ограничился бичеванием «философии, враждебной трону и алтарю»[463], и, что примечательно, ни единым словом не помянул масонство. И граф де Ферр ан, опубликовавший в 1790 г. памфлет «Разоблаченные заговорщики», еще ничего не знал о заговоре в узком смысле слова и тем более о масонском, хотя уже заклеймил как заговорщиков отдельных лиц: герцога Орлеанского, Лафайета, Неккера и аббата Сийеса[464].

Публикация «Изыскания о секте иллюминатов» маркиза де Люше в 1789 г. явно еще никого во Франции не побудила ассоциировать начало революции с немецкими иллюминатами. Правда, когда благодаря Люше во Франции стало известно, что в Германии есть «видная секта, известная под именем иллюминатов»[465], уже очень скоро в Германии возникли опасения, как бы французские революционеры не нашли общий язык с прореволюционными немецкими «иллюминатами» — сторонниками радикального Просвещения.

Так, прусский посланник в Париже в рапорте от 22 января 1790 г. высказал предположение, что масоны содействуют революционной французской пропаганде за границей[466]. Немного позже контрреволюционная немецкая публицистика активно занялась изучением анонимного текста, якобы полученного из Парижа: «Разоблачение для всех держав Европы плана заговора против всеобщего спокойствия, далее — Речь, произнесенная в Пропагандистском клубе» (Dénonciation а toutes les puissances de l'Europe d'iin plan de conjuration contre la tranquilité générale, suivie d'un discours prononcé au Club de Propagande). Впервые он был опубликован в июльском номере фульдского «Журнала Германии и для Германии» (Journal von und für Deutschland) за 1790 г. по-немецки под следующим заголовком: «Bekanntmachung eines Verschwörungsplanes gegen die allgemeine Ruhe von Europa an alle Machte derselben. Ferner eine Rede, welche in dem Club de la Propagande gehalten wurde, den 21. Mai 1790»[467].

В октябрьском номере 1790 г. гамбургского «Политического журнала»[468], который был тесно связан с французскими эмигрантами и опубликовал это «разоблачение» парижского клуба — существование которого «не доказано ни