Полковник Джонстон был сильно разочарован отступничеством своих союзников. Он полагался на их помощь, но он ошибался. Когда дружественные индейцы воссели на своих лошадей, с каждым из нас они попрощались очень тепло, я же со своей стороны, был очень опечален предстоящей разлукой. Мы очень долго прожили вместе и в самом деле, сильно привязались друг к другу. Перед отбытием многие из них нежно обнимали меня, тонкава хотели, чтобы я пошел с ними, их вождь Пласидо желал, чтобы я научил их юношей читать и писать. «Если вы сделаете это, — сказал он, — после моей смерти вы получите всех моих пони» — все его богатство заключалось в них, а всего ему принадлежало около четырехсот животных. Я ответил ему, что я еще вернусь в его деревню, позже, но в данный момент я не мог пойти с ним.

— Нет, — сказали они, — мы больше никогда не увидим Ках-хах-ута.

Шестеро их индейцев, несмотря на твердость решения большинства, решили остаться с нами. Это были — Джек — шауни; «Черная Нога» — делавар; Нейборс — кичай; «Желтый Волк» — тонкава; Джон — кайова и Джон Сосье — чероки. Эти люди были верны нам при любых обстоятельствах и оставили команду только по приказу правительства. Они были, безусловно, преданы нам и всегда были готовы терпеть все трудности и лишения кампании. Но таких индейцев по пальцам можно было пересчитать.

Команчская кампания полковника. — Полный разгром. — Ужасные страдания рейнджеров

Несмотря на уход союзников, полковник Джонстон решил начать кампанию. Сначала мы пошли к Ред-Ривер, но оказавшись у ее истоков, мы повернули к верховьям Фальс-Уашиты и занялись охотой на диких лошадей, которая закончилась захватом множества прекрасных пони — именно таких, которые нам больше всего были нужны, ведь многие из наших собственных животных не были готовы к кампании. Нашу охоту, все же нельзя было назвать совершенно идеальной, поскольку после того, как мы занялись стадом, появились индейцы, и в связи с этим у нас возникли некоторые трудности.

Мы видели, как по прерии на полной скорости скачут дикари, но они не видели нас, а потом, выяснив, что их немного, мы спрятались за холмом, и стали прямо перед лошадьми, а после того, как стадо прошло дальше, мы бросились между ним и их преследователями. На первый взгляд нам показалось, что индейцы развернулись и ушли.

Для себя я заарканил прекрасную рыжую чалую кобылу с покрытым черными пятнышками белым крупом, но она — такая крупная и сильная — резко рванулась и унеслась прочь, унося с собой большую часть моего лассо. Мне нет надобности повторять здесь те слова, которые я в тот момент использовал, достаточно сказать, настроение мое тогда было не самым хорошим, и я боюсь, что употребил не сколько изящные, а скорее более крепкие выражения.

Мы много дичи нашли у Антелоп-Хиллс, Саут Канейдиан-Ривер и Пэн-Хэндл-оф-Техас, но после Канейдиан мы не видели никаких других диких животных, кроме бизонов. Их многочисленность свидетельствовала о том, что предсказания дружественного вождя не слишком правдивы. До сих пор у нас все шло хорошо, мы ни разу не испытали недостатка в воде, хотя иногда она была не лучшего качества и, таким образом, мы бодро продвигались вперед, следуя вдоль тропы Марси до знаменитой линии 36°30′, которая является северной границей штата Техас. Мы пересекли Канейдиан, и дошли до красивого, искрящегося чистой водой ручья. Бизоны были повсюду, и мы решили устроить охоту. Мы разделились на шесть или восемь отрядов и начали преследование. Спустя несколько часов вся окружавшая нас земля была усеяна мертвыми и умирающими животными.

Слегка утомившись от охоты, мы приступили к сохранению отборных частей бизоньего мяса — горбов для бифштекса, лопаточного мяса и филе — мы привязали их к нашим седлам и доставили в лагерь. Затем мы натянули веревки, нарезали наше мясо длинными тонкими полосками и подвесили его для просушки. Таким повсеместно известным способом охотники и индейцы сохраняют бизонье мясо — без всякой соли. Целый день оно висит на солнцепеке, а вечером, прежде чем падет роса, снимается и укладывается в мешки для хранения пищи. Спустя три или четыре дня из него уходит влага, а еще через несколько дней его уже можно есть.

От Свит-Уотер-Крик мы перешли к Норт-Канейдиан — реке, которая, по-моему, уже давно не дает покоя географам. Одни утверждают, что ее длина составляет 60 миль, а по мнению других, она намного короче. Свой путь она начинает в Пэн-Хэндл, на 23-м градусе долготы от Вашингтона. Она не очень широкая, чистая, кроме тополей, других растущих на ее берегах деревьев мы не встречали. Чем ближе к ней мы подходили, тем меньше трофеев приносили с охоты, когда мы перешли через нее, все следы диких животных попросту исчезли. В течение многих дней мы не видели ни ворон, ни даже хотя бы одной из тех маленьких коричневых птиц, которых так много в прериях.

Мы намеревались отправиться от Норт-Канейдиан к Сальт-Форк-Арканзас, но ошиблись в своих расчетах и вышли к Ред-Форк. Это был долгий и утомительный марш, все мы сильно страдали от жажды, а многие из нас и от голода. У Ред-Форк мы поровну поделили наши запасы и затем двинулись к Хард-Вуд-Крик, взяв курс непосредственно на Санта-Фе. Во время этого марша мы сильно страдали от голода. Река, у которой мы находились, является известным местом отдыха кайова, но они покинули ее и отправились на охоту в богатые дичью места. По обоим ее берегам можно было видеть множество свидетельств того, что еще недавно они — и очень большим числом — были здесь и стояли лагерем. Это очень необычная река — 8-ми футов в ширину и чистым дном у своего устья, но в то же время, в 3-х милях выше — 14-ти футов в ширину, прозрачная, быстрая и полноводная, а еще 3-мя милями ближе к истоку, такой же ширины и глубиной в 2 фута, а потом, на протяжении 5-ти дней марша вверх по течению, около 30-ти ярдов в ширину и, по крайней мере, 20-ти футов глубиной. Мы потратили на этот марш еще один день, но сказать, стала ли она еще больше, я не могу сказать.

У Хард-Вуд-Крик наша провизия полностью закончилась, а что касается роты капитана Фицхью, то ей нечего было есть еще за два дня до нашего прибытия к Ред-Форк-оф-Арканзас. По пути к Санта-Фе, в течение нескольких дней, мы видели столько свидетельств присутствия здесь индейцев, что после должного обсуждения офицеры решили вернуться в Форт-Белнап. Шансы вновь увидеть наш дом выглядели довольно жалко, если учесть, что нам предстояло преодолеть 400 миль, идя по тем местам, где, как мы знали, совершенно не было дичи, и я полагаю, здравомыслящий читатель вряд ли будет утверждать, что впереди нас ждало только хорошее.

От Хард-Вуд-Крик мы перешли к Мескиту — одному из притоков Саут-Канейдиан, там мы почувствовали себя в большей безопасности, поскольку следов пребывания здесь дикарей нашлось очень немного и все они были оставлены ими довольно давно. Мы стали лагерем в большой роще красивых молодых тополей, недалеко от 30-ти футового мыса, один из каменных уступов которого, настолько далеко отдалился от основной его массы, что образовал нечто вроде полупещеры. Под ним мы нашли скелеты человека и огромного медведя — возможно, гризли. Кости рук и ребра этого мужчины были искрошены на мелкие куски, и в то же время, рядом валялись обломки винтовки, куски ее изуродованного дула и большой нож — «Арканзасская зубочистка»[13]. Судя по расположению костей, человек стоял на земле и стрелял в стоящего на скальном выступе медведя, но хищник, хотя и смертельно раненый, прыгнул вниз, и после отчаянной борьбы убил охотника. Как долго они тут лежали — загадка, но одно несомненно — вполне возможно, что и несколько лет. Ни на винтовке, ни на ноже имени не было, да и вообще не имелось ничего такого, что помогло бы выяснить, кем был этот неудачливый охотник, но после тщательного изучения костей хирург объявил, что они принадлежали белому человеку.