и чувствую себя настолько неописуемо ужасно, что не могу подобрать эпитетов ни для себя, ни для своего поведения. Умоляю, помогите мне…

Возможно, это прозвучит банально (это не так), но я не могу не спросить, какого рода помощь нужна: возможно, она хочет, чтобы я помогла ей принять тот факт, что она изменила? Слегка пикантный сюжет ее истории? Ситуацию с Алессио? Я набрасываю гипотезы, можно накидать и другие, но важно одно – все они не имеют значения. Только София может сказать, чего она от меня хочет. Я бы не заслужила ее доверия, если бы предложила ей то, что ей, по моему мнению, будет полезно, упустив возможность дать ей сказать об этом самой.

И неважно, если она сама не знает ответа на этот вопрос.

– На самом деле я не знаю, – отвечает она. – Я уже некоторое время над этим работаю, еще во время пандемии обратилась к одному из ваших коллег, потому что с самого начала, как только я начала встречаться с братом Чезаре, стала испытывать тревогу. Однако мне показалось, что мы остаемся на поверхности, мне было некомфортно, и я прервала сессии. Потом я начала ходить к другому терапевту, потому что не перестала чувствовать себя плохо, постоянно ощущала себя растерянной, грустной и взволнованной. Сейчас в терапии мне комфортнее.

Теперь уж я чувствую растерянность.

Я исключаю возможность, что София говорит обо мне (она говорит обо мне?). Мы знакомы двадцать минут. Если мне удалось завладеть ее доверием, возможно, это самый быстрый союз терапевта и клиента. Я спрашиваю ее об этом:

– София, простите, боюсь, я не понимаю. Вы только что сказали, что попросили меня о встрече, но уже работаете с одной из моих коллег?

– Да. А так нельзя? С другим специалистом я могу встречаться только онлайн, потому что она живет в Риме, а к вам я могу приезжать лично. Я подумала, от терапии будет больше помощи, если посещать вас обеих. Опыт, так сказать, будет более полноценным.

Если среди читателей есть мои коллеги, думаю, они догадаются, о чем я подумала в тот момент: София приходит в мой кабинет, говоря со мной об измене, замешательстве, избегании, выборе. В действительности же София приходит ко мне в кабинет, совершая, по сути, измену.

– Дорогая, а ваш терапевт знает о нашей встрече? Вы говорили ей об этом? И если говорили, что она об этом думает?

– Нет… Она ничего не знает.

– Вот как. А скажите-ка мне… Вам ничего не напоминает эта странная просьба о первичном приеме?

Я объясняю Софии, что моя практика не допускает дублирования, некачественной работы или групповой работы. Объясняю ей, что вижу в ее попытках стремление снова создать хаос, который, по-видимому, также присутствует и в ее личных отношениях. Что единственное терапевтическое действие, которое могу для нее сделать, – это не продолжать наших встреч, не брать ее в работу и предоставить выбор: искать решение своей проблемы либо со своим терапевтом, либо со мной, но тогда при условии, что я единственный терапевт, который будет ей заниматься.

Необходимо было очистить это поле от тайных историй, соперничества, недосказанностей и всемогущественной детской фантазии, что можно получить все.

Я прервала встречу, отказалась от «роли любовницы», попрощалась с Софией.

Я сделала свою работу.

Ответила: «И я тебя…»

Когда экран мобильного телефона Беатриче загорается, она рассеянно смотрит на него:

– Думаю, плохие новости. К счастью, я здесь, поэтому отложу это на полчаса.

Мы говорили о другом, она рассказывала мне – с энтузиазмом, – что на работе ей предложили постоянный контракт, поэтому я не могу понять, что перевернулось у нее внутри, если от хороших новостей она перешла к плохим. Я вопросительно смотрю на нее и жду.

– Думаю, Деннис хочет бросить меня.

Должно быть, здесь у меня округлились глаза.

Беатриче и Деннис вместе уже три месяца. Он у нее первый, и она тоже у него первая. Им по двадцать четыре года. Когда молодой человек появился в жизни моей клиентки, я решила, что это прекрасная новость. С самого начала она описывала его как отличного парня, уважительного, но не слащавого, яркого и в то же время знающего меру, приятного и одновременно глубокого. Он покорил ее, заставив попробовать чуррос[48], поддразнивая, потому что она понятия не имела, что это такое. С этого момента стиль их отношений строился так, что они открывали друг другу разные блюда, им нравилось есть вместе, чего они никогда не пробовали, и вести дневник кулинарных дебютов. Она заставила его попробовать жареные мозги в панировке. В следующий раз он предложил ей сырую селедку.

На улице.

В Амстердаме.

Это были их первые выходные вместе.

Короче говоря, между Беатриче и Деннисом, похоже, установились отличные отношения. И то, что он собирается оставить ее, заставило меня задуматься, что я что-то пропустила.

– Лючия внушила мне сомнения. Она и ее парень, Андреа, вместе уже четыре года – у нее явно больше опыта, чем у меня. Если посмотреть на их отношения, мы и Деннис ведем себя совсем по-другому. Начнем с того, что он меня никогда не бросал.

Признаюсь, я не могу сдержать недоумения в этом месте и хмурю брови:

– Беатриче, я не улавливаю, о чем вы.

– Вокруг меня исключительно пары, которые сходятся, расходятся, ссорятся, закатывают сцены, ревнуют – даже мои родители. Я бы никогда не поменялась с ними местами, они кажутся гораздо менее счастливыми и сбалансированными, чем мы с Деннисом. Однако я засомневалась, когда Лючия рассказала мне об очередной ссоре с Андреа из-за того, что в тот день он ответил ей в мессенджере только через четыре часа. Только тогда я поняла, что Деннис желает мне доброго утра, а если мы спим не вместе, то и спокойной ночи, но остаток дня мы связываемся лишь для того, чтобы договориться о встречах. Мы не переписываемся постоянно.

– И так было всегда?

– Может быть, до первого чуррос он и прислал мне на пару сообщений больше, чтобы дать знать о себе, чтобы наладить связь. Но в целом ни один из нас не сидит постоянно в телефоне.

– И вас это устраивает?

– Да, конечно. Днем я работаю и при всем желании не могу проводить рабочее время, переписываясь со своим парнем. И потом, вечером мы все равно видимся, разговариваем лично. Нам всегда есть что друг другу рассказать. Он даже сказал мне ту короткую фразу из трех слов, знаете, ту самую… ту, которую я еще не готова была услышать и на которую ответила: «И я тебя».

– Он сказал, что любит вас? – Беатриче краснеет от волнения, я воспринимаю это как да и продолжаю: – Хорошо, но в таком случае я еще меньше понимаю, почему мы опасаемся, что Деннис собирается оставить вас, и кто сейчас завладел его телефоном.

– Прежде чем зайти в ваш кабинет, я написала ему, хочет ли он увидеться сегодня вечером, – возможно, чтобы вместе посмотреть фильм. Я написала, что, если он устал, ничего страшного, увидимся с остальными на выходных. По словам Лючии, если после трех месяцев отношений мой парень ответит, что можно подождать до завтра, это доказательство, что он мне мало пишет, потому что не слишком-то во мне заинтересован. И что он еще не бросил меня потому, что, когда он это сделает – а это случится уже скоро, – он бросит меня раз и навсегда, а не для того, чтобы потом прийти и вернуть меня.

– Беатриче, но… разве мы не говорили, что ваши отношения устраивают вас такими, какие они есть? Разве мы не обсуждали ваши шутки вокруг еды, неожиданную поездку в Амстердам? Разве вы только что не сказали, что он признался вам в любви? Если вы не увидитесь сегодня вечером, то потому, что вы сами предложили ему отложить встречу до выходных. Ради бога, о чем мы говорим?..

В конце концов я написал ей