Джоан надела легкий брючный костюм, в котором приехала сюда, кое-как уложила вечерний наряд и полученную в награду статуэтку в дорожную сумку и, сделав над собой усилие, открыла дверь в гостиную.

Эрвин сидел за столом у окна, соединяя скрепками какие-то бумаги. На полу рядом с ним стоял портфель, за которым он, должно быть, спускался к машине. Интересно, он решил заняться делами с утра пораньше или засиделся допоздна вечером? Да и спал ли он вообще этой ночью?

Она любила его так сильно, что сердце ее было готово разорваться. Но Джоан не могла дать выход этому чувству.

— Завтрак готов, — ровным тоном сказал Эрвин, убирая бумаги в портфель и застегивая его.

Делая вид, что ничего особенного не произошло, Джоан подошла к тележке на колесиках, на которой стояли дымящиеся блюда. На обслуживание здесь жаловаться не приходилось — еды вполне хватило бы на десять человек. Судя по тому, что ни одно из блюд не было тронуто, Эрвин не особенно проголодался. Что ж, Джоан могла сказать о себе то же самое.

Эрвин повернулся к ней. Он был одет в темно-серые брюки и накрахмаленную белую рубашку с синим галстуком. Лицо его казалось абсолютно непроницаемым.

Джоан еще никогда не видела его таким чужим и отстраненным. Она взяла с подноса две чашки и налила в них кофе. Как бы то ни было, ему тоже нужно было подкрепиться.

Однако он отрицательно покачал головой, когда Джоан протянула ему чашку, и сказал:

— Сейчас я спущусь вниз и оплачу счет, а потом уеду по делам. Номер останется в твоем распоряжении до полудня. Обязательно съешь что-нибудь перед тем, как отправляться в Каслстоув. Надеюсь, тебе приятно будет управлять «ягуаром».

Если бы она ответила отказом, изменило бы это его первоначальные планы? Скорее всего, нет. Джоан поставила нетронутые чашки с кофе обратно на тележку. Не отвечая на вопрос Эрвина, она спросила:

— Куда ты поедешь?

— В офис. Мне нужно будет появляться там несколько дней подряд, и я остановлюсь у себя в клубе.

Эрвин положил ключи от машины на стол и взглянул на часы. Итак, он уходил. Он не собирался ждать, пока она сама его прогонит. Помнил ли он, что она сказала прошлой ночью? Злится ли на себя за то, что позволил ситуации выйти из-под контроля? Джоан подумала, что пропасть, разделяющая их, никогда еще не была столь глубокой.

Но она не могла позволить ему вот так уйти. Мучительной неопределенности следовало положить конец.

— Считаешь, это разумно?

Эрвин с недоумением взглянул на нее.

— Что подумает Саманта, если я после такого значительного события в моей жизни, как присуждение литературной премии года, вдруг вернусь в одиночестве и скажу, что ты решил сократить медовый месяц из-за неотложных дел? Она-то полагает, что мы приедем вместе, оба невероятно счастливые. Ты знаешь, что это так. Это ведь была твоя идея — дурачить ее.

Теперь он уже не казался безразличным. Джоан видела, как брови его сдвинулись, словно он обдумывал сказанное ею. Тогда она взяла чашку с кофе и села в одно из глубоких кожаных кресел.

— А твой собственный внезапный отъезд, ты полагаешь, ее не озадачил? — спросил Эрвин в свою очередь.

— Это совсем другое дело. Даже ты должен это понимать. — Джоан скрестила вытянутые ноги, отпила кофе и попыталась успокоиться. Она заметила, что чемодан Эрвина уже стоит наготове у двери. — Саманта — женщина, и очень хорошо знает, как важно хорошо выглядеть, особенно в столь торжественный день. Она едва могла дождаться, пока я покажу ей платье, которое купила для церемонии награждения. Так что она видела мое «исчезновение», как ты это называешь, в совершенно ином свете.

— И что ты предлагаешь? — процедил он сквозь зубы, засунув руки в карманы брюк.

— Ничего. — Джоан с трудом выдержала его колющий взгляд. — Я не собираюсь ничего предлагать, просто хочу, чтобы ты увидел, насколько абсурдно твое предложение. Для нас обоих. Ты, как всегда, самостоятельно принял решение и теперь пытаешься навязать его мне. Мы не можем и дальше вести эту игру ради блага Саманты. Это не принесет ничего хорошего никому из нас.

Казалось, Эрвин снова взвешивает ее слова. Прошло несколько минут прежде, чем он заговорил, и слова его звучали мягко, почти вкрадчиво:

— Однако ты ничего не имела против моей игры в любящего мужа, восхищенного твоим талантом, перед всеми теми людьми, что собрались вчера.

Джоан прикрыла глаза, стараясь не показать, что это замечание сильно задело ее. Она ведь прекрасно знала, что его вчерашнее поведение на публике было лишь лицедейством. Так почему завуалированное признание в том, что на самом деле он не испытывает ни любви, ни восхищения по отношению к ней, причинило ей такую боль?

Потому что она была дурой! Да, именно так — полной дурой, если в глубине души надеялась, что Эрвин продолжает чувствовать к ней хотя бы слабые отголоски прежней любви.

— И потом, я даже не мог вообразить, что ты все еще способна заставить меня потерять голову, как это случилось вчера ночью.

Эрвин в упор взглянул на нее, и лицо Джоан залилось краской.

— Но можешь не беспокоиться. Я заслужил этот урок. В следующий раз буду осмотрительней. Несколько дней назад ты будто ненароком обмолвилась, что все еще любишь меня. Просто удивительно, до чего доходит твое лицемерие. Когда ты призналась, что беременна, я все еще продолжал любить тебя. А вчера ночью ты наконец сказала мне правду в глаза: ты не любишь меня и никогда не любила! — Он бросил еще один нетерпеливый взгляд на часы. — Мне пора идти. И прежде чем ты обвинишь меня в трусости, я должен тебе сообщить, что через полчаса у меня важная встреча.

Увидев, как изменилось лицо Джоан, он добавил:

— Если не веришь мне, позвони в офис. Вчера я узнал, что представитель крупной голландской фирмы по продаже драгоценностей сейчас находится в Эдинбурге. Я связался с ним, и мы договорились сегодня встретиться. Возможно, нам удастся заключить сделку, и тогда, если все условия будут соблюдены, даже мама простит меня за то, что я оставил тебя одну. Когда освобожусь, я вызову Нолана, чтобы он отвез меня обратно в Каслстоув.

Он уже дошел до двери, но у порога обернулся и произнес:

— Поскольку тебя, кажется, беспокоит постоянная необходимость лгать, я скажу еще кое-что, над чем тебе следует подумать. Я не стану скрывать от матери, кто является отцом ее будущего внука. Том был для нее всем, и, я уверен, ее обрадует известие, что в один прекрасный день она сможет подержать на руках его ребенка. Итак, кто из нас сообщит ей об этом? И как мы сможем увязать эту новость с нашим столь благополучным браком? Ведь со стороны он выглядит именно таким. Я пошел на это не ради тебя и, видит бог, не ради себя, но только ради матери и твоего будущего ребенка.

Он прищурившись взглянул на Джоан:

— Трудная задача, не так ли? Думаю, что нужно поручить ее тебе. С твоей дьявольской изворотливостью будет несложно убедить мою мать в чем угодно.