— Я всего лишь обнародую информацию, которая ко мне поступает. Расскажи мне что-то стоящее, что может успокоить людей, и все останутся в выигрыше.

Хулия остановилась и положила доску на песок.

— Судья наложила запрет на разглашение материалов следствия. Я при всем желании не могла бы тебе ничего рассказать.

— Глупости. Сколько раз в прессу просачивалась информация с ограниченным доступом.

— Не от меня, — заявила Хулия.

— Никто и не узнает, что это была ты. Поверь, ты тоже от этого выиграешь. Сегодня в Гернике — очень популярная программа. Представь, что я начну восхвалять тебя перед всеми. Ты станешь самым известным детективом в округе, спасительницей… Разве ты не хочешь повышения?

Хулия презрительно сморщила губы. Больше всего в людях вроде Айтора Берасарте ее возмущало, что ради восхищения со стороны других они зачастую готовы пожертвовать собственной порядочностью. Журналист уже был таким во время их учебы и, по-видимому, не изменился ни на йоту.

— Для меня главное — это хорошо выполнять свою работу, — отрезала Хулия.

Аймар усмехнулся.

— Двое уже мертвы. Если твоя работа заключается в том, чтобы переполнить Урдайбай трупами, ты уже на пути к славе.

Хулия открыла рот, но не знала, что ответить. Это бесполезно.

— Да пошел ты, — пробормотала она, убирая доску для серфинга обратно под мышку.

Журналист смотрел ей вслед, не скрывая улыбки.

— Тебе очень идет этот костюм, — крикнул он. — Очень.

Среда, 24 октября 2018

Там было шумно. Очень шумно. В баре стоял привычный утренний переполох. Посетители приходили и уходили, после секундной передышки кофемолка начинала трещать снова и снова, телевизор вещал на полной громкости. Обещали дождь — какая новость. Кто-то из завсегдатаев начал жаловаться, что неделями не видел солнца, а из-за барной стойки ему ответили, что странно удивляться этому в ноябре. Но ведь раньше было не так, это все изменение климата. А как было? Да ладно тебе, дождь же не круглый год моросит… Обычные утренние разговоры, болтовня за чашкой кофе, когда собеседники даже не смотрят друг на друга: один не останавливаясь пьет кофе, другой помешивает напиток ложкой или уставился в телевизор.

— Налей мне святой воды. Заодно сполоснешь, — попросил один из посетителей, протягивая пустую чашку бармену, и тот плеснул ему немного орухо[7].

— Только сегодня, только сейчас! Кто выйдет отсюда без лотерейного билета, вечером об этом пожалеет, — воскликнул слепой. Он расположился на обычном месте возле двери, чтобы никто не ушел просто так.

— Боже, Креспо, ты такой занудный… Такими вещами не шутят. Давай мне уже свой билет, а то ведь не угомонишься.

Слепой рассмеялся.

— Берите пример с Венансио. Он знает, что делает. Вы обречены пахать, а он будет рассекать по Карибскому морю на собственной яхте.

— Каждое утро одно и то же. Вот поганец. Дай-ка и мне один. Нет, не этот. Такой же, как у Венансио, а то что это — он выиграет, а я нет.

— Ух ты… Мой любимый полицейский тоже здесь, — кто-то дотронулся до татуировки Сестеро. Прикосновение было настолько легким и мимолетным, что Сестеро почувствовала, как по шее пробежали мурашки.

Она повернулась, чтобы возмутиться, но передумала. Татуировщик сделал забавный жест руками, словно прячась от ее неминуемого гнева.

— Выпей кофе и не неси чушь, — сухо сказала она, скрывая улыбку.

— Мне черный. — Рауль сделал заказ.

— И мне повторите, пожалуйста, — попросила Сестеро. Ей был нужен кофе. Она спала всего несколько часов, и глаза слипались.

Бармен поставил перед ними чашки и продолжил вынимать посуду из посудомоечной машины.

— Да найми ты себе помощника, ты же себя загонишь. Будешь самым богатым на кладбище, — заявил посетитель с орухо.

Другой завсегдатай, кидавший монеты в игровой автомат, повернулся к барной стойке.

— Подожди, сейчас еще явятся эти ребята из мэрии и закажут тосты с маслом и джемом. Вот тогда ты запоешь.

— Ох уж эти чиновники и их бесконечные завтраки, — возмутился кто-то.

— Эй, следи за словами. Хватит уже этих городских легенд. Вы бы видели наш рабочий график. Если бы производительность измеряли с помощью… — встрял один из читавших газету за столиком.

Ему не дали закончить. Он был в явном меньшинстве.

— А вот и защитник. В суде вы их тоже защищаете, — пожаловался художник в белом свитере, только что вышедший из туалета.

Сестеро была рада, что тем утром они обсуждали не убийство в Урдайбае. Обеспокоенная общественность — злейший враг расследования. Пусть болтают о чиновниках, о недавнем трансфере игрока из «Атлетика»[8] или о том, как все подорожало, — о чем угодно, только бы лишний раз не сеяли страх.

— Я все еще жду тебя. Когда ты заглянешь ко мне, чтобы ее закончить? — Рука Рауля снова потянулась к татуировке Сестеро, но Ане отодвинулась, прежде чем он ее коснулся.

— Посмотрим.

— И предложение прокатиться на лодке тоже не принимается? Мы могли бы отправиться в Сан-Хуан-де-Гастелугаче, на мыс Мачичако, на остров Исаро…

Сестеро поморщилась. Ей не хотелось объяснять, что ее начинает укачивать, едва она оказывается на воде.

— Предпочитаю твердую почву под ногами.

— Тогда как насчет скалолазания?

На этот раз ему удалось ее заинтересовать.

— Посмотрим, — повторила Сестеро, пряча легкую улыбку за чашкой кофе. Она уже несколько недель не лазила по скалам. В последний раз она повредила запястье на отвесных скалах Айако-Арриа и с тех пор не поднималась в горы. Предложение Рауля пробудило в ней желание вернуться, но откуда он мог знать, что это единственный вид спорта, которым она занимается?

— Из тебя бы точно вышел хороший полицейский, — признала Сестеро, поняв, что ее наверняка выдали мышцы рук.

— Это значит «да», — обрадовался Рауль. — Когда встретимся?

— Смотрите, Герника, — крикнул художник.

Все, включая слепого, повернулись к телевизору. Будничные разговоры рассеялись, будто туман на рассвете под первыми лучами солнца. Сестеро тут же поняла, что тревога всегда была здесь, нужно было просто слегка поскрести, чтобы она выползла на свет.