отчаянно нуждаясь в отвлечении, в том, что могло бы отвлечь меня от Сиенны и тех хаотичных чувств, которые она вызывала.

Когда я вышел на улицу, меня обдало свежим воздухом, но это мало помогло утихомирить бушующий внутри шторм.

Я шел прочь от дома, и каждый шаг был попыткой вернуть самообладание, которое Сиенна невольно разрушила.

Спортивный зал "Крествуда" находился под "ящиком Пандоры" — убежищем для хоккеистов, где мы могли тренироваться и отдыхать вдали от посторонних глаз и остальной части кампуса. Я не мог не заметить хэллоуинские декорации, украшавшие стены и оборудование. По углам висели фальшивые паутины, а по всему помещению были разбросаны тыквы, как настоящие, так и пластиковые. С потолка свисали оранжевые и черные серпантины, слегка развевающиеся от движения воздуха. Атмосфера была праздничной, это был кивок в сторону времени года и кратковременный уход от обычной серьезности нашей учебной обстановки. Это был небольшой штрих, но он привнес в зал ощущение легкости.

При виде украшений я вспомнил Сиенну и ее энтузиазм по поводу каждого праздника. Я вспомнил, как она украшала поместье: каждая комната пестрела тематическими украшениями, а ее волнение было почти осязаемым. Я понял, что она до сих пор не начала украшать городской дом, отступая от своей обычной традиции.

Мне стало интересно, почему так произошло. Неужели равнодушие Донована повлияло на ее обычную изюминку?

Любовь Сиенны к этим простым удовольствиям была частью ее сущности, и видеть, как она подавляет ее из-за безразличия Донована, было обидно.

Эта мысль беспокоила меня больше, чем я хотел признать. Мне, блядь, должно быть все равно. Она не была моей проблемой.

Но…

Нет.

Я был здесь не для того, чтобы думать о ней.

Больше нет.

Вместо этого я быстро переоделся в тренировочную форму, желая направить свое разочарование на физическую нагрузку.

Войдя в спортзал, я заметил Лиама Вулфа, который сидел на скамейке, заложив пальцы за голову, с сигаретой на губах, уставившись в потолок. Зрелище было нелепым, но в то же время как-то соответствовало спокойному поведению Лиама.

"Почему ты здесь?" спросил я, подходя к нему.

Лиам пожал плечами, не глядя на меня. "Почему ты здесь?" — возразил он, его голос был таким же спокойным, как и поза.

"Мне нужно сосредоточиться", — ответил я, и мой голос не выдал ни малейшего волнения, которое я испытывал внутри.

Лиам кивнул в сторону беговых дорожек, где с решительной интенсивностью бегал Леви Кеннеди. "Он занимается на этой штуке уже сорок пять минут", — прокомментировал Лиам, приподняв бровь.

"Почему?" спросил я, несмотря на свое любопытство.

Сидя, Лиам вытащил сигарету изо рта и выдохнул струйку дыма. "Если угадать, — сказал он, — они с Минкой поссорились. Наверное, из-за Сойера. Он продолжает писать ей, и Леви не понимает, почему она просто не заблокирует его".

Я посмотрела на Леви, который бороздил беговую дорожку, потерявшись в своем собственном мире разочарования и выносливости. Это была слишком знакомая сцена — использование физических нагрузок, чтобы справиться с эмоциональными потрясениями.

"Звучит как беспорядок", — прокомментировала я, скорее для себя, чем для Лиама.

Лиам сухо усмехнулся, затушив сигарету. "А разве не все?" — заметил он, кривя губы. "Отношения, эмоции — они все усложняют".

"Так вот почему вы с Лили больше не вместе?" спросил я, с любопытством глядя на друга. "Все усложнилось?"

Лиам остался невозмутимым от прямоты моего вопроса, сделав еще одну затяжку сигареты. Он не ответил, просто выпустил дым в воздух.

Я нахмурил брови, понимая, что это был дешевый удар, но у меня не было настроения извиняться. Лиам, однако, казалось, не пострадал от этой колкости.

Вместо этого Лиам посмотрел на меня и спросил: "Ну что, ты уже попробовал запретный плод?"

Я уставился на него, поняв, что это была колкость — справедливый удар после моего предыдущего комментария.

"Может, твой старик пристает к твоему брату, чтобы тот обручился", — пробормотал я, скорее для себя, чем для Лиама.

Лиам бесстрастно пожал плечами. "Сойеру плевать, что думает отец", — пробормотал он. "Но его гордость уязвлена. Минка порвала с ним — еще до того, как сошлась с Кеннеди. Если бы она изменила, он мог бы оправдать это и обвинить ее. Но теперь он вынужден признать, что Минка предпочла бы остаться одна, чем мириться с ним".

В этот момент Леви выключил беговую дорожку. "Я тебя слышу, знаешь ли", — воскликнул он, слегка запыхавшись после тренировки.

"О, хорошо", — ответил Лиам, не упуская ни единого шанса. "Я уже устал рассуждать, почему ты здесь, а не трахаешься со своей новой подружкой".

Леви вытер полотенцем лицо, выглядя слегка раздраженным. "Минка гуляет с Брук, ищет наряд для дурацкого маскарада, на который она меня тащит", — сказал он.

"Чертов хлыщ", — сказал Лиам, затушив сигарету и выбросив ее в ближайшую урну.

Леви оскалился, но спорить не стал. "Вы, ребята, идете?" — спросил он вместо этого.

Лиам, как обычно, безразлично пожал плечами.

"Твой отец пристает к тебе, чтобы ты обручился?" спросил я.

Лиам медленно выдохнул, на его лице появилось выражение безразличия. "Да", — ответил он, пренебрежительно пожав плечами. "Мне неинтересно связывать себя с кем-то, кому нужен только мой престиж, мой статус, мои деньги. Это все поверхностно".

"Тогда чего же ты хочешь?"

На мгновение Лиам окинул меня долгим оценивающим взглядом. В его взгляде была глубина, намек на нечто большее, скрытое под его обычно спокойной манерой поведения. "Наверное, то же самое, что и ты", — наконец сказал он. Его голос был низким, в нем звучали редкие для него нотки искренности. "Кто-то, кто заставляет меня чувствовать что-то настолько сильное, что это опасно".

Леви, ущипнув себя за переносицу, казалось, был не в восторге от этого события. "Кто-нибудь из вас, придурков, может объяснить, во что я ввязываюсь, посещая этот маскарад?"

"Все игроки обязаны присутствовать", — сообщил я ему. Это была одна из тех командных обязанностей, которые все должны были выполнять, независимо от того, нравилось им это или нет.

"Просто держи рот на замке и выгляди красиво", — добавил Лиам. "Минка,