ей-богу. Давай на сегодня закругляться, столько уже было сказано, пора отдыхать. Завтра вас ждёт тяжёлый день.

— Да, вы правы.

Мы улеглись на полу, прямо на старый матрац, покрытый простынёй. Также Егерь нам выдал две подушки и одно одеяло на двоих. На личное пространство стало уже наплевать. Захотелось очень сильно спать, глаза смыкались, а война за клочок одеяла продолжалась даже во сне.

* * *

Утро выдалось славным. Солнце играло на моем лице, ветер за окном стих, в доме царила полная тишина, и только доносились звуки ударов топора по чуркам. Я насчитал ударов 20 или 30, видимо, Егерь был совсем не из ленивых людей. Неудивительно, что у него получалось жить в таком месте и чувствовать себя прекрасно. Я надел куртку, влез в берцы и вышел на улицу. Утренний морозец сразу же принял меня в свои объятия. Внутри всё сжалось. Егерь заметил меня и окликнул:

— Приветствие первому соне, как спалось? Ах да, совсем забыл, не понимаешь, да?

— Ne ponimayu.

— Но, смотрю, прогресс хоть какой-то есть, ха-ха, — продолжал рубить дрова Егерь. — Что? Поможешь? — показал лесничий мне топор и сделал некоторые намёки.

— I guess I can, sure (пер. с англ. «Думаю, что могу, конечно»). Да, mogu.

Я подошёл к большущему пню, на котором меня ждали дровишки и хороший самодельный топор. Само орудие было воткнуто в пень, да так сильно, что я еле смог его вытащить. Егерь даже посмеялся надо всем этим. Я не стал подавать виду, сделал хороший взмах и идеально разрубил полено.

— О, неплохо-неплохо, продолжай!

Так мне удалось ещё нанести около 30 ударов, потом дыхалка сбилась. Егерь одобрительно покивал головой и прокомментировал:

— Молодец, вот это по-нашему, правильно я говорю, Иванчик?

— Правильно говорите, как свой стал, — ответил Иван, который, видимо, уже долго наблюдал за всей моей работой из дверного проёма.

Дальше нас ждала русская каша. И если вы думаете, что кашей вас не удивить, то вы глубоко заблуждаетесь. Блюдо из гречневой крупы с большим количеством сливочного масла содержало в себе кусочки оленины. Да-да, это было самое настоящее мясо оленя в каше из гречки. Такой изумительный, дикий и весьма специфический завтрак у меня был впервые. Главная же его особенность — он был очень сытный. Энергия так и бурлила во мне, я уже и подзабыл, что недавно нарубил кучу дров.

— Перейдём к делу? — спешил с вопросом Иван.

— Понимаю, дело у вас достаточно спешное. Тогда я начну. Есть у меня хороший друг или уже был, не знаю… Эх… В общем, зовут его Никитич, мы очень давно не виделись. Знаю только, что он был в институте местном учителем английского, жил в деревне прямиком в районе портовой зоны, как идти от старого санатория на главный маяк. Разыщите его, передайте, что пришли от меня, и попросите у него переправы. Он такими вещами раньше частенько занимался, авось и вам поможет.

— Может, хоть дом опишешь его? Или поточнее место назовёшь?

— Память уже изменяет, боюсь, что на этом всё.

— Опять поиски… осточертело.

— Понимаю, друг-военный, но без этого никак.

— Ладно, тогда не будем более тебе досаждать. Спасибо за кров, за еду и помощь, — вставал со стула Иван.

— А чай?

— Давай уж в следующий раз.

— Так говорят те, кто не возвращается.

— Тогда ты всё понимаешь.

— Понимаю, поэтому возьмите от меня в дорогу, — сказал Егерь, передавая небольшую коробочку Ивану.

— Это что?

— Как что? Мой собранный чай на отечественных травах!

Я как вспомнил, что это за чай такой, так меня сразу всего перекосило. Иван же не подал виду, что брезгует и пренебрегает таким презентом. Он уважительно принял дар и упаковал его в свой рюкзак. Мы подошли к двери избы и стали прощаться.

— Ну, до встречи, Иван Егорыч! — пожимал Иван руку Егеря.

— Можно просто Егерь, — отвечал бородач взаимным взмахом руки.

— И тебе прощай, — обратился Егерь в мою сторону и обнял меня, как настоящий медведь. Аж кости захрустели.

И теперь та самая гора, которая встречала нас холодной смертью, казалась тёплым и уютном домом, подарившим нам часы спокойствия.

* * *

Спускаться с горы казалось в разы легче, чем на неё восходить. Простая истина, скажете вы, но такие вещи ты понимаешь только тогда, когда испытываешь непосредственно на себе.

Уже будучи на земле, Иван задал мне весьма деликатный вопрос:

— Джон, вот Егер сэд ю абоут бифор ви лефт вен хи хагд ю? (пер. с рус. англ. «Джон, что Егерь сказал тебе перед уходом, когда он тебя обнял?»)

— Just wished good luck, that’s all (пер. с англ. «Просто пожелал удачи и всё»).

— Понятненько, ну да ладно. Фот зет куд би нидабл информейшн (пер. с рус. англ. «Думал, что это может быть полезная информация»).

— Not really (пер. с англ. «Не совсем»).

Весь оставшийся путь до нашего убежища мы провели в полном безмолвии, а поговорить бы надо было.

В нашей землянке всё оставалось по-прежнему: те же стены и углы, оружие да мешки. Надо было перевести дух и снова собираться в путь, время не ждёт, как и потенциальный проводник. Иван сказал, что ему надо отлучиться на какое-то время. Видимо, решил напоследок закончить свои делишки с торгашами. Даже перед самым концом думает о бизнесе, вот ведь проныра.

Как оказалось, вещей за всё это время у меня скопилось не очень-то и много: баул со сменной одеждой, несколько банок тушёнки, по две бутылки воды, галеты, любимая MP5, несколько заряженных обойм. Моя жизнь сейчас умещалась только в этом, или всё же в чём-то большем? Если думать вечно о материальном, позабыв о духовном, то так и до великой депрессии недалеко. Главное, помнить, что у меня есть юная душа, стремящаяся улететь в край свободы. Эх, поскорее бы, я так соскучился по родине, по улыбкам прохожих, по смеху с друзьями, по любви и радости. Надеюсь, что я не забыл этого, что смогу вновь быть простым человеком, а не убийцей Джоном, который запивает горечь водкой и вечно хмурится. Я так устал, так вымотался на этой чёртовой земле. Что я вообще тут делаю? Как же я скучаю по тебе, Линда…

Простите меня за эти слёзы, но это мой дневник и мне решать, что здесь правильно