Едва я управился с ботинками и встал с кровати, как за дверью напротив меня снова раздались частые шажки и в комнату вошли двое. Маленькая, лет восьми, смуглая девочка в красном платьице и с двумя косичками темных длинных волос — видимо, именно она сидела возле меня и, скорее всего, она же встретила меня возле СБ. За руку ребенок держал высокого статного мужчину, с длинными седыми волосами, которые незаметно переходили в такую же длинную седую бороду, в которой терялся даже рот. Раньше я в такой степени запущенности видел только бомжей, но этот мужчина явно был не из них. Даже наоборот — от него веяло уверенностью в себе и силой. Прямой, словно аршин проглотил, он взирал на меня с высоты своих двух метров пронзительно-голубыми глазами, ярко выделяющимися на фоне хитросплетений глубоких морщин, которыми был покрыт каждый квадратный сантиметр кожи… Той ее части, что открывала для обзора волосы, конечно.

Кое-где в бороде, да и в шевелюре тоже, проглядывали тонкие косички, но их было немного, и никакой системы в их расположении я не увидел — будто кто-то случайным образом тыкал пальцем в голову старцу и на этом месте делали косичку. Непостижимым образом, мужчина казался смутно знакомым, не в плане внешности даже, а в общем отношении. То, как он держался, как смотрел на меня…

Точно! Птичник вел себя очень похоже! По поведению — прямо почти близнецы! Только вот одеждой, конечно, разнятся как принц и нищий.

Одет мужчина был в темный широкий балахон, живо напоминающий плащ-палатку. Он так же скрывал руки широкими складками, только, в отличие от плащ-палатки, он был то ли двухслойным, то ли состоят из двух частей. В любом случае, на уровне бедер четко было видно, что верхняя часть одежды нахлестывается поверх нижней, а были они при этом частями одного предмета одежды или двумя разными — уже не столь важно. Намного важнее было то, что руки старец держал под одеждой и хрен знает, что у него там припасено — четки, нож, шприц с галоперидолом или ручной птицеед…

Девочка подергала мужчину за одежду, тот перевел взгляд вниз и кивнул. Просияв, ребенок выбежал из комнаты.

— Здравствуй. — глубоким голосом начал старец. — Как твое самочувствие?

— Спасибо, хреново. — осторожно начал я, не зная, чего от них ожидать. — Но всяко лучше, чем было… Это вы сделали?

— Не только я, но да. — старец кивнул. — Конечно, это сделали мы, но мы еще не закончили. Для того, чтобы закончить, нам нужно было, чтобы ты проснулся.

— Что не закончили? — не понял я. — Я хорошо себя чувствую, спасибо.

— Ты еще не излечен до конца. — старец покачал головой. — Мы излечили раны тела, но не раны разума, и сейчас тебе лишь кажется, что ты себя чувствуешь хорошо. На самом деле, у тебя нарушена координация движений, способность четко и связно мыслить, и все прочее, причина чего кроется в голове. Если действительно хочешь хорошо себя чувствовать, мы должны завершить начатое.

— И что конкретно вы собираетесь делать? — недоверчиво спросил я.

— Мы? — старец обернулся. — Я же здесь один. Теперь уже один.

— Ладно. — я вздохнул. — Что ТЫ собираешься делать?

— Я ничего делать не буду. Ты сделаешь все сам.

Спустя секунду после этой фразы девочка вбежала обратно, держа в руках кривоватую — явно самолепную, — кружку из глины, покрашенной снаружи все теми же яркими красками. Кружку она протянула мне, и я, не решившись обижать ее отказом, — уж очень она сияла, — взял сосуд в руки.

— Пей. — коротко сказал старец.

Я осторожно принюхался — пахло шалфеем или чем-то похожим на него. Прохладный прозрачный напиток, не пузырящийся, не пенящийся, будто просто ароматизированная вода. Я тронул поверхность языком, ощутил вкус сильно разбавленного лимонада тархун, и, махнув на все рукой, залпом выпил содержимое. В конце концов, если бы им надо было, чтобы я умер, они могли просто не помогать мне — проще было бы. А если это какая-нибудь сыворотка правды, то я все равно ничего не знаю, а, значит, ничего и не расскажу… Кроме разве что своего происхождения из иного мира, но для того, чтобы коснуться этой темы в разговоре, надо знать о существовании этой темы в принципе.

А еще жутко хотелось пить, на самом деле.

— Вот теперь можно считать, что мы тебя излечили. — кивнул старец.

— Излечили… — попугаем повторил я. — Вы излечили? У вас Вспышка — это лечение? В смысле, у вас тут несколько человек сразу, у кого Вспышка — это лечение? Сколько же у вас просветленных тогда вообще, если Вспышка повторилась хотя бы раз!

— Просветленных? — брови старца недоуменно дернулись вверх. — Ах, ты про адептов Света. Нет, у нас таких нет. Никто из нас не является просветленным.

— В смысле? — не понял я. — Как это нет просветленных? А как тогда вы меня излечили? Как тогда вы тут живете? Я же видел световые барьеры!..

— Деда… — девочка снова подергала старца за балахон. — Он же из городских.

— Верно. — старец моргнул так, словно за секунду перезагрузился. — Я совсем забыл. Скажи, что тебе нужно на наших землях? Никогда раньше городские не приходили к нам, хотя, как я слышал, пара человек пыталась. Давно еще, в самом начале после отделения. Но у тех людей была веская причина — у них здесь остались родные и близкие. А какая причина у тебя?

Чтобы потянуть время для обдумывания ответа, я нагнулся и принялся завязывать шнурки на ботинках. Не торопясь, аккуратно затягивая, чтобы ботинки идеально сели по ноге. Как будто, после того, как я их завяжу, мне снова срочно понадобится бегать по стенами и приземлять прыжки на тоненькие перила или парапеты.

К счастью, неизвестный напиток действительно сработал на ура — лучше чем чашка крепкого горячего кофе после четырех часов сна. В голове резко прояснилось, зрение перестало подводить и фокусировалось быстро и четко, а уж о головокружении я и вовсе успел забыть. С физической точки зрения, мне действительно ничего не мешало уйти от вопроса в прямом смысле этого слова — выпрыгнуть в окно, защитившись броней, и плевать даже я нахожусь где-то высоко — роупдарт меня спасет. А там дальше я уж найду способ спетлять от преследования даже в совершенно незнакомой мне застройке. Не думаю, что они тут только и занимаются тем, что шастают по крышам, так что можно будет банально затихариться на одной из них.

Только вот зачем? Даже не это правильный вопрос, скорее правильный вопрос — а будут ли они вообще преследовать? Зачем они меня лечили — чтобы потом я сбежал и они меня преследовали?

Хотя нет, это тоже неправильный вопрос. Правильный вопрос — зачем вообще сбегать от них? Ведь я пришел сюда именно для того, чтобы решить свою проблему, и именно этой проблемой старец сейчас интересуется. Маловероятно, что он сможет помочь мне лично, в одиночку, но у него есть таинственное «мы», которое, как известно, лучше, чем одна голова. Не исключено, что он имел в виду свою внучку, но это вряд ли, про нее он скорее всего сказал бы «Я и внучка», или «Мы с внучкой»… Да и сомневаюсь я, что эта малявка способна на какие-то медицинские манипуляции, а чем-то иным объяснить мое внезапное выздоровление не получается, хоть ты тресни. Если старец говорит, что просветленных среди них нет, значит, и тех, кто мог бы пыхнуть меня на манер Коны нет тоже, это взаимосвязанные вещи. Остается только предположить, что на самом деле прошло намного больше времени, чем я думаю, и меня лечили по старинке — лекарствами, операциями, уколами… Или не знаю, как и чем еще, но всяко понятно — Свет здесь не участвовал, а без него быстрое исцеление, насколько я знаю, невозможно.