добавил: «Мы сейчас фигуру собкора выводим на первую линию. Даже такую рубрику придумали — «Точка зрения собкора». Даём такие статьи на месте передовиц. Главное, и это вы должны понимать, чтобы точка зрения собкора не стала бы «кочкой зрения».

Говорил Михаил Федорович об этом безо всякого назидания, размышляя, и приглашал к этому размышлению и меня. Пройдет чуть больше полгода и М.Ф. Ненашева сразу после 27 съезда КПСС назначат председателем Госкомиздата СССР. К этому времени я только-только стал обживаться в Новосибирске, старательно осваивать новый для себя тематический пласт — работу многочисленных институтов Сибирского отделения Академии наук, их взаимодействие с производством, вузовской наукой.

Особенно часто приходилось бывать в Научно-исследовательском институте патологии кровообращения, руководил которым академик РАМН Евгений Николаевич Мешалкин. Он был чрезвычайно занятым человеком. Тем не менее в графике его работы стояли и операционные дни. Пробиться на встречу с ним было не так-то просто. И его секретарша была очень удивлена, когда академик принял меня без очереди, и мы с ним в первую встречу проговорили более часа.

Такую любезность с его стороны я объяснил большим авторитетом газеты «Советская Россия», которую я представлял. Но у Евгения Николаевича был свой резон пойти на быстрый контакт с собкором. И он прямо сказал: нужна помощь прессы. Институт разработал технологию и методику операции на сердце под холодовой защитой. Но высокое медицинское начальство тормозит широкое внедрение таких операций в повседневную практику.

Разумеется, тема для статьи выигрышная. В чем был смысл новаторства? Операции на сердце проводились с подключением больного к аппарату искусственного обращения. А такие аппараты в то время имелись только в крупных кардиохирургических клиниках. И даже не во всех городах. Что же делать, если человек без вмешательства хирурга на пороге смерти? Оперировать без подключения к аику. То есть с остановкой сердца и без принудительного кровообращения. Тело пациента остужалось до 26 градусов, тормозились обменные процессы, и хирург приступал к операции. Но время операции было страшно ограничено. Иначе обескровленный мозг приведёт к смерти. В лучшем случае к глубокой инвалидности.

При таких операциях, разъяснял мне Е.Н. Мешалкин, решающую роль играет профессионализм хирурга, скорость безупречных операционных манипуляций. Да, риск есть. Но когда есть выбор между неизбежной смертью и смертельным риском, то уж лучше выбрать этот риск. Так считал Евгений Николаевич Мешалкин.

Статья вышла в «Советской России», и почти в тот же день на стол главного редактора газеты Валентина Ивановича Чикина легло возмущенное письмо директора института сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева Владимира Ивановича Бураковского. Знаменитый хирург упрекал своего не менее знаменитого коллегу в антигуманном подходе, говорил о недопустимости операции под холодовой защитой, так как очень высок риск неблагополучного её исхода.

Редакция не могла не отреагировать на это авторитетное заявление, и мне было поручено взять у Владимира Ивановича Бураковского интервью о современных тенденциях в кардиохирургии. В общем получилось по пословице: ни вашим, ни нашим. Думается, редакция сделала правильно, заняв такую вынужденную позицию. В таких сугубо профессиональных научных спорах СМИ не могут и не должны выступать в роли третейских судей. С другой стороны, если журналист раскручивает какую-то важную дискуссионную тему, то, будь добр, представь все точки зрения, чтобы тебя не упрекнули в ангажированности.

Увы, это золотое правило теперь неведомо большинству из современных журналистов. Да и работать в нынешних условиях стало гораздо труднее, если ты настроен адекватно отражать жизнь. Сейчас между журналистом и первоисточником информации железобетонно стоит пресс-секретарь, предлагая общаться только с ним, а не с руководителем. А чаще просто отвечая: «Комментариев по этому вопросу не даем». Журналистов это бесит. С каких-то пор им внушили, что они представляют четвертую власть, а тут на тебе — дальше приемной не пропускают…

В действительности же общественный статус журналиста упал, начиная с девяностых годов, как говорят, ниже плинтуса. Главным мотивом его деятельности стал заработок любыми путями. Пышным цветом расцвела жёлтая пресса. А сами так называемые разоблачения порока тоже стали лишь средством добывания денег.

Одним словом, современная журналистика превратилась в обслугу — крикливую, на ходу переобувающуюся. Такое моё отношение к нынешним СМИ сформировалось не сразу, я довольно долго вынашивал свои мысли о злокачественном перерождении нашей профессии, искал объективные причины такого перерождения и пришел к выводу, что многое зависит от моральных качеств самого журналиста, от его природного интеллекта и от нравственного климата в стране.

Многие мои коллеги, уже вышедшие на финишную прямую своей жизни, а значит не имеющие смысла лукавить, признают, что от прежней журналистики, наследовавшей лучшие традиции дореволюционных, а затем и советских газетчиков, остались рожки да ножки, что ей на смену пришла профессия под этим же именем, но совершенно с другим содержанием. И если и взвесить на весах её достоинства и пороки, то неизвестно, какая чаша перевесит.

Работа в Новосибирске была напряженной. Не было месяца, чтобы ко мне не приезжал кто-нибудь из московской редакции для подготовки совместного газетного материала. К примеру, Юрий Гладильщиков, ставший впоследствии известным кинокритиком, публицистом, неожиданно нагрянул с предложением провести в новосибирских школах некую социологическую акцию, чтобы выяснить уровень познаний юношей и девушек в авангардистской культуре и искусстве.

Честно говоря, я не видел актуального смысла в таком социологическом срезе. Куда было важнее, на мой взгляд, провести зондаж морально-нравственных установок юного поколения, их жизненных устремлений на развилке исторических дорог, в которой оказалась наша страна. Почти неделю мы занимались этой акцией. Довольный её итогом, Юрий Гладильщиков отбыл в Москву. Но ожидаемая статья так и не появилась на страницах «Советской России». А вскоре он перебрался в «Литературную газету» на должность заведующего отделом искусства.

Гораздо плодотворней оказался приезд другого аппаратчика из Москвы — заведующего отделом писем редакции Валерия Кондакова. «Для нас личное задание главного редактора, — огорошил меня Валерий Павлович. — Будем готовить серию статей о нетрудовых доходах и летунах». Я понимал, откуда принесло эту тему. Как раз в это время с утверждением М.С. Горбачева на должность генсека из кабинетов ЦК и Совмина стали громко раздаваться призывы к борьбе с паразитизмом, пьянством и сопутствующим этому злом. И вся пресса, естественно, переключилась на эту тему.

— Валерий Павлович, — говорю я своему старшему коллеге, — нам надо бы самим понять, что есть причина, а что следствие. Вон в Волгоградской области начали запахивать помидорные плантации частников. Какая беда в том, что люди