Здесь же, на аэродроме, Президенту преподнесли шубу из полярного волка, лохматую шапку и рог с кумысом.

От избытка чувств Ельцин маханул весь кумыс сразу, одним глотком, и — для убедительности — шмякнул рог о бетонные плиты аэродрома.

Минут через пять кумыс напомнил о себе — весьма неожиданно. Сначала Президент держался: закалка… что ни говори. Потом (к ужасу встречающих) Ельцин вдруг рванул к трапу — обратно в самолет.

На аэродроме — тишина. Немая сцена, как у Гоголя в «Ревизоре».

Президент Якутии Михаил Николаев схватился за сердце: ему показалось, что Ельцина плохо встретили, он обиделся и поэтому улетает навсегда…

О кумыс, проклятый, кумыс! Мэр Якутска Бородин сразу понял, в чем дело. Вот как в России надо делать карьеру!

Новенькие туалеты из сосны тут же встали, как часовые, по всей дороге от аэродрома до временной резиденции Президента России.

Это фантастика: туалеты новенькие, пахнут тайгой, и, главное, сколько их, сколько! Якуты, как муравьи, везли, волокли туалеты типа «сортир» на себе со всех сторон, причем их, казалось, выносят прямо из леса!

Чтобы избежать проблем (Ельцин строг), Пал Палыч приказал ставить туалеты через каждые сто метров. А чтоб не было лишних вопросов, милиция принялась разгонять жителей республики, явившихся — по разнарядке — на торжественную встречу Президента Российской Федерации.

Только якуты (вот ведь глупый народ!) уходить не хотели. Они громко ругались, потрясая портретами Ельцина… — пришлось применить дубинки и спецсредства.

— Довезем? — Коржаков пристально посмотрел на Бородина. — Обязаны, — кивнул Бородин, — обязаны, это наш долг!

Час езды, но якуты… упрямые люди, слушайте!., уходить не желали, прятались за домами, побросав красные знамена, и снова выходили, вылезали кто откуда…

Был отдан приказ провести спецмероприятие: крови почти не было, только выбитые зубы…

Молодец Бородин! Кортеж Ельцина трижды останавливался по трассе, ибо кумыс вместе с остатками обеда выливался из Президента России как из ведра.

— Скоко-ж в нем дерьма… — сплюнул Коржаков…

Да, очень хорошая кандидатура — Пал Палыч Бородин, надежная…

А охрана Ельцина с тех пор всегда брала с собой памперсы: с Борисом Николаевичем и в самом деле может что угодно произойти, особенно в поездках, где так много гостеприимства!

Куранты пробили двадцать один час — девять вечера.

— Вы, Коржаков, опять п-превышаете… — Ельцин внимательно посмотрел на начальника охраны, — …не по чину все… понимашь.

— Борис Николаевич…

— Есть в Африке племя. И очень хорошее, я считаю… Там-ить, в племени… кто умнее вождя, понимашь, так его сразу съедают. Жарят на костре и как шашлык едят, обычай такой. Правильный обычай, я думаю, — Ельцин поднял указательный палец.

— Борис Николаевич, у нас…

— Замолчите.

— Слушаюсь.

Ельцин имел привычку не договаривать слова и фразы, считая, что его мысль изложена достаточно ясно.

Конечно, у него были периоды, когда он работал как сумасшедший, вникая в любые вопросы, тем более международные, но проходила неделя-другая и опять — «работа с документами»…

— Послом в Африку отправлю, — подытожил Ельцин. — К людоедам.

— Есть, — начальник охраны щелкнул каблуками.

— Или — в Ватикан. Там-ить тишина, гробы кругом, красота, — вам хорошо будет… под старость.

— У Ватикана — самая сильная разведка в мире, Борис Николаевич. Лучше МИ-6.

— В Африку… — Ельцин кивнул. — Тоже хорошо. В жару.

— Служу России, — Коржаков опять стукнул каблуками.

Наина Иосифовна под страхом смерти запретила держать на даче спиртное. Убрали все, даже одеколон, поэтому Ельцин уже с восьми утра несся на всех парах в Кремль.

— Михаил Иваныч, — Ельцин сразу же звонил Барсукову, — что у нас там есть, понимашь?!

Барсуков (что было делать?) брал бутылку водки, заворачивал ее в газеты и — к Президенту!

Потом (Коржаков подсказал) ему изготовили специальную папку (вроде как для бумаг), куда незаметно входила плоская фляга, — Ельцин принимал не много, где-то грамм сто — сто пятьдесят и, как говорится, «приходил в сознание».

— Што вы… как клоун, понимашь?

— Жду, Борис Николаевич. Пережидаю, когда закончится этот чертов цирк…

— Не чертыхайтес-ить — не люблю.

— Есть!

Ельцин повернулся спиной и медленно, тяжело подошел к окну.

— Готов вылететь в Африку уже этой ночью.

— А вы… Абрамовича такого… знаете?..

— Круглый сирота, Борис Николаевич. Ни отца, ни матери, ни стыда, ни совести.

— Потом поясню, почему спрашиваю, — Ельцин устало смотрел в окно.

— Слушаюсь.

Часы на кремлевской башне сообщили людям, что их жизнь сократилась еще на пятнадцать минут.

— Значит, так, — Ельцин встал перед Коржаковым. — Жизненно важно: Хас. Продумайте до мелочей. Вы вообще… больше думайте, между прочим, это правильно будет. Если Москва… на мне, понимашь, стоит, то на таких, как Руслан, провинция держится, на них и… за них, — Ельцин опять поднял указательный палец. — … Летчика нашего… пора в вираж крутануть, ш-шоб свечкой торчал, понимашь; он… с Хасом в дружбе, вот пусть и слепят что-нибудь… ну, заговор, что ли, я не знаю, ш-шоб, оружие у всех, автоматы, лимонки, бомбы… и ш-шоб весь мир, короче, увидел эти рожи, — активно надо соображать. Первые пусть начнут.

— Так точно. Понимаю.

— А не получится — загоню, вы меня уже… хорошо знаете… Как Михаил Кутузов — Наполеона.

— Лучше я здесь сдохну, Борис Николаевич. За веру, за Отечество… русское. За Президента.

Коржакову показалось, что Ельцин смотрит на него как на сына.

— Пока рано.

— Есть!

— Тогда ч-чаю несите… Где, понимашь, ваши б-бараночки?..

Алешка не успевал: последняя электричка была в 9.02, а до станции — бежать и бежать.

На Ярославском вокзале он кинется в метро, до Пушкинской — 19 минут с пересадкой… да, ровно в десять он должен быть на планерке.

Дорогу от Подлипок до Москвы Алешка знал наизусть. Устроившись на лавке, он обычно спал, но стоило ему мельком взглянуть в окно, как он сразу определял, где волочится поезд и сколько осталось мучиться.

Электрички ходили медленно. За окном — сплошная помойка, взгляду отдохнуть не на чем, рельсы, пятиэтажки и огромное количество гаражей. В Лосинке дома уперлись в рельсы так, будто это уже не рельсы, а тротуар. Вчера мужик один в поезде рассказывал, что нет в Лосинке больше алкашей: ближайший магазин — на той стороне дороги, а переход не построили.