Залога, случались странные кармически события.

Загадочные синяки, пауки, ползающие в рюкзаках, позорные секреты, раскрытые перед всем сообществом. Я всегда подозревала, что это дело рук Оуэна. С другой стороны, может, я ошибалась. Когда я вернулась домой в восемнадцать, он, казалось, был не слишком рад моему появлению и уж точно не хотел общаться со мной на людях.

— Ты можешь просто ужаснуться тому, что живёшь среди оборотней? — спросил он.

— Люди пока что похуже будут. Они занимаются всякой ерундой, вроде сжигания тропических лесов Амазонки или оставляют ночью поднятым сиденье унитаза. В любом случае, тебе что-нибудь нужно от меня?

Он покачал головой.

— Просто убеждаюсь, что ты ещё жива.

— О, — я облизнула губы. Сомневаюсь, что ему есть дело до того, продолжаю ли я существовать в этом метафизическом плане, но это хорошая возможность. — Я так рада, что ты позвонил, потому что… я так скучаю по тебе, Оуэн.

На его зернистом лице промелькнула вспышка недоумения. Затем до него дошло.

— Да? Я тоже скучаю по тебе, милая, — он откинулся на спинку кресла, заинтригованный. — Расскажи, что тебя тревожит.

Каждый вампир на Юго-Западе знает, что мы близнецы, хотя бы потому, что наше появление изначально праздновалось как ослепительный источник надежды («Двое детей сразу! В престижной семье Ларков! Когда зачатие было так сложно, и так мало наших детей появляются на свет! Слава!») а затем быстро замято под толстый ковёр мрачных историй («Они убили собственную мать во время двухдневных родов. Мальчик ослабил её, а девочка нанесла последний удар — Мизери, так они её назвали. На той кровати пролилось больше крови, чем во время Астры»). Серена тоже это знала, когда я впервые познакомила её с ним после того, как она донимала меня просьбами познакомить её с «парнем, который мог бы быть твоим соседом по комнате годами, если бы ты лучше разыграла свои карты, Мизери». Они, к моему удивлению, прекрасно поладили, сплотившись на любви к высмеиванию моей внешности, одежды, музыкального вкуса. В общем, всего моего стиля.

И всё же, даже Серена не могла заткнуться о том, как невероятно, что Оуэн, с его смуглой кожей и уже начинающей лысеть макушкой, вообще является моим родственником. Всё потому, что я похожа на отца, а он… ну, я полагаю, он похож на мать. Трудно сказать, поскольку, похоже, ни одной её фотографии не сохранилось.

Но какими бы ни были различия между мной и Оуэном, те месяцы, проведённые вместе в утробе матери, должно быть, оставили на нас какой-то след. Потому что, несмотря на то, что мы росли, общаясь реже, чем пара приятелей по переписке, похоже, мы всё же понимаем друг друга.

— Помнишь, когда мы были детьми? — спрашиваю я. — И отец брал нас в лес, чтобы посмотреть, как садится солнце, и почувствовать, как наступает ночь?

— Конечно. — Ни отец, ни армия нянечек, которые за нами присматривали, никогда ничего подобного не делали. — Я часто об этом думаю.

— Я вспоминала то, что говорил отец. По типу: Та вещь, которую я потеряла. У тебя есть какие-нибудь новости о ней? — я плавно перехожу с английского на Язык, следя за тем, чтобы не менять интонацию. Мик поднимает глаза от телефона, скорее любопытствуя, чем подозревая.

— А, да. Ты раньше смеялась минутами напролёт и говорила: У меня никаких. Она не вернулась в свою квартиру. Мне сообщат, если это произойдёт.

— Но потом ты злился, потому что мы с отцом не обращали на тебя внимания, и уходил куда-то один, бормоча о самых странных вещах. Дай мне знать, если что-то изменится. Ты разговаривал с девушкой-залогом от оборотней? Она что-нибудь упоминала о Лоялистах?

Он кивает и довольно вздыхает. — Знаю, ты никогда не поверишь, но я всегда говорю: Я с ней не общаюсь. Но я постараюсь что-нибудь выяснить. Отец всегда любил тебя больше, дорогая.

— О, дорогой. Думаю, он любит нас одинаково.

Вернувшись в комнату, я достала ноутбук, раздумывая, не стащить ли мне Wi-Fi чип с чьего-нибудь телефона. Я немного повозилась, написав гибкий скрипт для сканирования серверов оборотней, которыми мне, возможно, никогда не удастся воспользоваться. Как всегда во время программирования, я потеряла счёт времени. Когда я отрываю взгляд от клавиатуры, луна высоко, в комнате темно, и передо мной стоит маленькое, жуткое существо. Оно было одето в леггинсы с совами и шифоновую пачку, и смотрело на меня, как призрак минувшего Рождества.

Я взвизгнула.

— Привет.

Мамочки. — Ана?

— Привет.

Я хватаюсь за грудь. — Какого чёрта?

— Ты играешь?

— Я… — я бросаю взгляд на свой ноутбук. Сказать: «Похоже, я создаю схему управления и обработки» было бы совсем не к месту. — Ага. Как ты сюда попала?

— Ты всегда задаёшь одни и те же вопросы.

— А ты всегда залезаешь сюда. Каким образом?

Она указывает на окно. С хмурым видом я подхожу к нему и, опираясь на подоконник, выглядываю наружу. Раньше я уже осматривала его в своих отчаянных поисках возможности несанкционированного шпионажа. Спальни находятся на втором этаже, и я несколько раз проверяла, смогу ли я спуститься вниз (нет, если только меня не укусит радиоактивный паук, и у меня не появятся присоски на пальцах) или спрыгнуть (не сломав при этом шею). Мне никогда не приходило в голову посмотреть… вверх.

— Через крышу? — спрашиваю я.

— Да. У меня забрали ключ.

— Твой брат знает, что ты лазаешь по крыше, как обезьяна-паук?

Она пожимает плечами. Я тоже пожимаю плечами и возвращаюсь к кровати. Не то чтобы я собиралась настучать на неё. — А что это? — спрашивает она.

— Что?

— Обезьяна-паук. Это паук, который выглядит как обезьяна, или обезьяна, которая выглядит как паук?

— Мм, не уверена. Дай-ка я загуглю и… — я кладу ноутбук на колени, а потом вспоминаю о ситуации с Wi-Fi. — Блять.

— Это плохое слово, — говорит Ана, хихикая восторженно и заразительно, отчего я чувствую себя гением импровизации. Она приятная компания. — Как тебя зовут?

— Как тебя зовут?

— Мизери.

— Мирези.

— Мизери.

— Да. Мирези.

— Это не… но ладно.