— Не слишком ли много народу приставлено следить за мной? — бросила горгона.

В душе я была с ней согласна: многовато. Киана перебрала. Но пожала плечами.

— Это ради твоей безопасности. Здесь, у нас, знаешь ли, нет подземелий, но есть довольно крутые лестницы. И хотя под ними не кишат змеи, падать с них довольно болезненно, особенно в твоем возрасте.

— Болтовня!

— А ты, как я погляжу, уже не считаешь меня демоном?

Она замешкалась с ответом, потому что снимала маску. Это заняло у нее гораздо больше времени, чем обратный маневр. Очевидно, она копалась нарочно. Когда она, наконец, высвободилась из маски, то казалась бледнее и старше, чем в полутьме храма и трапезной. Оттого, наверное, что моя комната, несмотря на конец дня, была полна света.

— Не считаю, — твердо сказала она. — Окажись ты демоном, все было бы гораздо проще. Демонов можно предать заклятью и вставить повиноваться… Отправить обратно, в их обиталище в той бездне вихрей, что лежит под самой нижней из преисподних.

— А с людьми вы управляться не умеете?

— Умеем. Но…

— Но до сих пор это были люди, привыкшие, чтобы вы ими управляли.

— С любыми людьми. — На сей раз уверенности в ее голосе поубавилось. Но сдаваться она не думала. — Или ты вздумаешь попрекать нас тем, что мы управляем людьми, и разыгрывать, как в храме, одинокую просительницу в поисках знаний? Ты правишь здесь, и куда нам до твоей чудовищной безжалостности!

— В этой войне я стараюсь беречь людей и с той, и с другой стороны. А змеи? Ты отводишь воду с болота, и тем обращаешь священных змей на смерть!

— Так ли уж ты беспокоишься о змеях, Мормо? Если они умрут, это будет ужасно, но не для них, а для вас. Рвы, заполненные гниющими гадами, начнут смердеть и вызовут чуму. Вы, конечно, сумеете ее переждать, уйдя в нижние ярусы подземелий. Или не сумеете?

— Значит, ты сознаешь последствия своих поступков. Это еще хуже. И не боишься, что чума перекинется и на твой народ, и на ту, что ее насылает?

— От чумы всегда можно загородиться огнем.

— Так могли бы поступить солнцепоклонники. Подобно тому, как их мужские боги, — она произнесла это слово с величайшим презрением, — всегда убивают змей. Большая ошибка — убивать змей. Богиня знает, к чему это приведет.

Все- таки она была умна, эта горгона. Не то, что чокнутый Хепри. А я тогда придерживалась ошибочного мнения, что разумные люди всегда сумеют договориться. Мормо, казалось, вовсе забыла о моем присутствии.

— Боги-выскочки, — продолжала она. — Мелкие, как мыши. — Не знаю, ведала ли она, что Губителя именуют также Мышиным богом, или это сравнение просто пришло ей в голову. — Они ничтожны и преходящи рядом с Царицей Лета, Владычицей Зверей, Сияющей матерью пустоты, чей скипетр и царский топор тщатся они присвоить. Но они множатся и множатся… И мыши осиливают змею.

Такие слова в устах служительницы Богини! Даже я, пожалуй, не рискнула бы. произнести их, а ведь слыла вольнодумной.

— Но меня змеи Болота признали, не так ли?

— Так. — Она огорченно покачала головой, подобно змее, вправо-влево. — Поэтому ты, безусловно, хуже солнцепоклонников. Ты предаешь то, чему принадлежишь.

— А вот об этом — не надо. Не надо и утверждать, будто я действую подобно мужчинам, мыслю подобно мужчинам. Не то у нас получится прелюбопытный диспут, но ради нею вряд ли стоило затевать переговоры.

— Мы не хотели их. Ты нам их навязала. И чувствуешь себя победительницей. — Она откинулась в кресле, пожевала бледными гулами. — Но возможности у тебя всего две. Или уничтожить нас, или сделать опорой своей власти в этой стране. Единственной опорой.

— С чего бы?

— Потому что ты не уничтожаешь здешние племена. Следовательно, ты намерена ими управлять. А это — невежественные дикари, почитающие Богиню в обликах пчелы и козы.

— Облики не хуже иных прочих. Они пристали Матери, я не ошибаюсь. И Дева-защитница носит панцирь из козьей шкуры.

— Ты сама прервала «любопытный диспут». И не прячься за разрешениями атрибутов Богини! Мы говорим о племенах.

— С чего ты взяла, будто я так держусь за власть над ними?

— Потому что храм, хоть и расположен вдали от побережья, знает обо всем, что творится на побережье. А сегодня я увидела то, что там происходит своими глазами. Все это копошение в бухте, суету, грохот и… это, — она указала пальцем на чертежи на моем столе, словно бы на кучу отбросов. — Отвратительно.

— Почему? Разве море — не любимая стихия Богини?

— Вот и следует ее оставить Богине, и только ей одной. Но ты хитра, ты постоянно стремишься сбить меня, стать хозяйкой разговора. Точно так же ты ведешь себя во всем прочем. Если бы ты не желала закрепиться здесь, ты избрала бы иную манеру действий.

— А если мне не по душе обе предложенные тобою возможности? Если я оставлю в покое и вас, и храм, но — на моих условиях?

— Откуда такое великодушие?

— Просто я не из тех, кто разрушает храмы.

— Хочешь сказать, ты из тех, кто их строит?

Я промолчала, потому что не была уверена в ответе.

— Каковы же будут твои условия?

— Не притворяйся, что не знаешь, Мормо.

Она знала. И ей очень не хотелось произносить этого вслух. Хотя то, что она уже сказала, было куда как сильнее…

— То, что ты требуешь, невозможно, — сухо выговорила она.

— Почему? Земля перестанет родить, солнце сойдет с небес, реки нальются кровью и бесплодными станут женщины и звери? — И повторила то, что слышала в деревнях. Мормо это поняла.

— Такова их вера. А раз вера такова, значит, так оно и есть. Иначе нельзя. Здесь жи-вут не жалкие атланты, которые трепещут от милейшего окрика своих хозяев. Племена побережья постоянно грызутся между собой и повинуются лишь самому суровому принуждению. Или ты думаешь управлять ими, слегка поиграв на их слабостях? Так можно захватить класть, но удержать ее нельзя.

— Значит, фундамент власти скрепляется кровью?

— Только так.

— Если бы ты говорила лишь о крови воинов, я бы, может, и согласилась с тобой. Но не о крови младенцев.

Она жестко усмехнулась.

— Знаешь, когда теряли могущество великие страны, посвященные Богине? Когда их правители начинали мыслить, как ты, и заменять младенцев куклами или зверями. Вспомни, что стало с Критом. Стоило им отказаться от древних обычаев, и Богиня отвернулась от него и отдала на поживу язычникам.

— Расскажи это атлантам. Они, насколько мне известно, никогда не кормили солнце куклами или ягнятами, отдавая предпочтение человеческим сердцам. Или ахейцам. Разорив Крит, они переняли иные тамошние ритуалы, Но усвоили, что вешать, жечь или топить кукол недостаточно, и стали убивать на алтарях людей. Сначала мужчин. А теперь — исключительно женщин. Девочек.