Пахарь с волами пойдет там, где лишь ящерицы снуют по песчаным дюнам, сады окружат стройные городские стены, груженые лодки поплывут по водам каналов к бухтам, где стоят армады белых кораблей, а те устремятся к самым пределам обитаемого мира — И кто знает? — за пределы его…

И там, где они появятся, ни дети, ни взрослые не будут умирать на алтарях. Потому что ни Солнце, ни Богиня не нуждаются в их крови, порождая себя сами, и мужчины не будут оскорблять женщин, а женщины — мужчин, поскольку лишь яд змеи способен, кроме смерти, даровать исцеление. Яд человеческой злобы может только убивать.

Убегать от своей судьбы? Я знаю, что имела в виду Митилена — судьбу завоевательницы. Нет, убегать я больше не стану. Ибо сказано: «Я побеждаю судьбу».

— Ты убьешь их? — спросила Митилена.

— Не знаю. Не хотелось бы. А какое решение предлагаешь ты?

— Я… тоже не знаю.

Впервые за то время, что мы были знакомы, она выглядела растерянной, неуверенной в себе. И в этом оказалась виновата не я и мои действия. Сколько бы мы ни спорили, ничто и никогда не могло лишить Митилену сознания собственной правоты. Те доводы, что были решающими для меня, не имели для нее никакого значения. Горгоны подчинили себе мужчин, это было единственно важно. И она считала их правыми даже после того, как они попытались убить меня и наслали на нас кочевников.

Ее убежденность пошатнулась после прихода Мормо. Тогда Митилена не перемолвилась словом ни с ней, ни со мной; Но я видела — она разочарована. Посланница, полностью представляющая исконную власть женщин, не должна была выглядеть так, как Мормо.

Должно быть, Митилена представляла гор-гон чем-то вроде нас, только сильнее, старше, мудрее. Впрочем, не стану утверждать.

Однако суждения Митилены стали менее категоричны, и вряд ли виной тому оказалось мое красноречие, либо причастие львиного сердца.

Мы шли по берегу к пристани, где кипела работа. Гремели десятки топоров, молотков, и стоило чуть зазеваться, как тебя могли сбить с ног волокуши с камнями или бревнами. Я сняла рабочих с канала у Змеиного Болота, и все они трудились здесь. Пахло свежей стружкой, дегтем, смолой и дымом. Из-за жары почти все ходили нагишом, точь-в-точь, как мы на плацу, обходились набедренными повязками либо передниками. Да еще головы многие обмотали полотном. Одни, чтобы уберечься от солнца, другим мешали длинные волосы.

В тот день я ходила к северной стороне гавани, где строился мол. Менипп настаивал, что он должен быть не менее двухсот футов длиной, потому-то нам и понадобились здесь добавочные рабочие руки. Кроме того, это был жест доброй воли. Я показывала горгонам, что пока срок моего ультиматума не истек, болото не будет осушаться, и священным змеям ничто не угрожает. Но заставы по-прежнему оставались на местах, из деревень в храмы никого не допускали, и жертвоприношения в том виде, в каком желали горгоны, не совершались.

Между тем, срок, названный мной, истекал, и пора было принимать решение. Каким оно будет, для Митилены важнее, чем для всего моего окружения. Но сама она не находила ответа. Так же, как и я.

— Почему ты не предложила им отдавать пленников или преступников? — спросила она.

— Так поступили бы атланты, кормившие Солнце сердцами жертв. Вся разница в том, что у горгон алтарь стоял в подземелье, а у атлантов — на вершине пирамиды. Помнишь?

— Помню. — Ее передернуло.

А что до принесения в жертву преступников… Многое зависит от того, что считать преступлением.

— Значит, выхода нет?

Я промолчала.

— Но предположим… предположим, они согласятся. Как ты сможешь заставить их жить в мире с атлантами? Два народа, чьи обычаи не просто противны живущим неподалеку, они отрицают друг друга.

— Посмотрим… Поневоле вспомнишь наших соседей, для которых главными воплощениями божества являются ветер и меч, единство, дающее и отнимающее жизнь.

— При чем тут ваши соседи? Они — не народ Богини.

— Но они еще не забыли Путь…

— Военный Вождь! Военный Вождь! — от крепости, петляя меж груд щебня и камней, перескакивая через бревна, бежал Эргин. Ни разу не споткнулся и ни на кого, не налетел. И ловки же эти афиняне… — Стража с болота передает: горгоны сказали, что встретятся с тобой в ночь полнолуния, у границы пустыни.

— Это все? — спросила не я, а Митилена.

— Все, — недоуменно ответил Эргин. Митилена была недовольна.

— Это не ответ, а бегство от ответа!

— Или загадка. Они уже говорили с нами загадками.

— Тогда они были нашими союзницами.

— Я им и сейчас не враг… Что ж, будем искать ответа.

— И ты пойдешь? — Конечно, пойду.

Но это может быть ловушка.

Видно было, что Эргин с ней совершенно согласен. Чудны дела твои, Богиня… Митилена мыслит одинаково с мужчиной, и питает подозрения против женщин.

— Разве я сказала, что пойду одна?

Митилена не ошибалась: бегство может быть уловкой, чтобы заманить противника в западню. Но оно может быть и просто бегством. О, нет, я ни в коем случае не собиралась идти туда одна. Подозреваю, что горгоны на это и не надеялись. Но все равно могли что-нибудь подстроить. И я заранее выслала разведчиков проверить местность. Засим собралась на встречу в сопровождении Боевого Сонета и отборного отряда амазонок и самофракийцев.

Но еще прежде, накануне, в крепость прибыла Ихет. Я ни разу не видела ее с тех пор, как, вопреки ее советам, покинула остров. И не думала, что она приедет. Меньше всего я считала, будто она стыдится передо мной своего замужества. Просто у меня сложилось впечатление, что женщины атлантов не любят покидать Керне. Даже простолюдинки, обычно не слишком пекущиеся о своей безопасности, знатные же — тем более. Главным на свете для атлантов, независимо от пола и сословия, был порядок, а им поколениями внушали, что за пределами острова царит дикость и варварство. Поэтому появление Ихет — она приплыла на одном из тех кораблей, что пригнал Нерет — меня несколько удивило. Тем более что прибыла она одна, без Ихи.

— Значит, выхода нет?

Я промолчала.

— Но предположим… предположим, они согласятся. Как ты сможешь заставить их жить в мире с атлантами? Два народа, чьи обычаи не просто противны живущим неподалеку, они отрицают друг друга.

— Посмотрим… Поневоле вспомнишь наших соседей, для которых главными воплощениями божества являются ветер и меч, единство, дающее и отнимающее жизнь.

— При чем тут ваши соседи? Они — не народ Богини.

— Но они еще не забыли Путь…

— Военный Вождь! Военный Вождь! — от крепости, петляя меж груд щебня и камней, перескакивая через бревна, бежал Эргин. Ни разу не споткнулся и ни на кого не налетел. И ловки же эти афиняне… — Стража с болота передает: горгоны сказали, что встретятся с тобой в ночь полнолуния, у границы пустыни.