Решили лодьи в путь отправлять, пока море спокойное. В прошлый раз уже в середине зарева[19] штормить начало. А ну как в этот раз так же будет? Путь ведь не близкий.

Грохнуло било, легли вёсла на воду, скользнули лодьи лебедями по воде. Только к выходу из бухты приблизились, как вдруг резко табанить стали, не разворачиваясь, назад пошли. Оставшиеся на берегу взволновались, тут и дозорные на мысу сигнал подали. Хрипло рог протрубил. Враги! Словно пёрышки, насады на плечи взлетели, бегом воины занесли их в городок, несмотря на то что гружёные те были. Вернулись и часовые, доложились – тьма невиданная лодочек приближается. Не было ещё столько ни разу. Посуровели князья, взглянули косо на некстати высунувшуюся из клети на шум девицу, но сдержались. А воины уже доспехи надевают, оружие проверяют. Сладили между делом два самострела больших. Доселе невиданных. Брендан уговорил попробовать. Чертёж начертил. Ложка с противовесами. Назвал сие чудо мудрёным латинским словом – требучет. А наши в самострел переиначили. Камни пудовые сия махина на двести сажен кидала. И расчёты этого оружия уже давно все места пристреляли.

Но странно. Не слышно гула привычного. Не воют на морском просторе военные бичи. Тихо плывут. Не торчат вверх копья маленькие. Да и вёслами ворочают, похоже, с трудом. Присмотрелся Брячислав, глазам своим не поверил. А тут и вдруг девчонка вывернулась под руку. На стену забралась, ладонь к глазам поднесла, всплеснула руками в изумлении, бросилась к князьям, что-то загомонила по-своему. На меч показывает, руки скрещивает перед собой, головой мотает отрицательно. И повторяет уже выученное:

– Нет. Нет!

– Никак, говорить хотят оленьи пастухи? – произнёс кто-то в стороне, увидев, как лодки столпились у входа в бухту, а внутрь вошла лишь одна, но большая, на четверых.

Раньше такую и не видывали! Над утлым судёнышком шест взвился, с привязанным к верхушке лоскутом. Последний, сидящий в лодочке, размахивал им из стороны в сторону.

– Не стрелять пока, – распорядился Брячислав.

А гости незваные уже на берег выходят. Тяжко так. Ну точно, старики! Вылезли из лодок, отошли чуть от воды, присели на корточки. Застыли неподвижно. Ждут чего-то.

– Рискнём, брат? Ежели что, успеем вернуться.

– Сам пойду. Слав, со мной. И жену свою возьми вместе с волком. А вы будьте наготове, – обратился князь к брату.

Спустился по вырезанным в дёрне ступеням, деревянными плашками проложенным, подошёл к воротам. Чуть слышно скрипнули петли, и трое людей да зверь направились к гонцам.

При виде вышедших из городка переговорщиков посланцы взволновались. Брячислав увидел на морщинистых, словно изрубленных топором лицах облегчение и… ожидание чего-то. Князь насторожился, но кроме эмоций ничего больше не было. Лодки оленеводов по-прежнему спокойно колыхались на волнах залива, не делая попыток рвануться к берегу, чтобы захватить пленников. Впрочем, команды требучетов ждали только сигнала, чтобы смести своими снарядами тех, кто попытается предпринять хотя бы намёк на враждебные славянам шаги. Супруга Слава также держалась спокойно. Нет, волнение, конечно, было. Но не столь сильное, как если бы замышлялось нечто плохое.

Едва трое приблизились к ждущим их, старики, а там были одни пожилые, медленно склонились в поклоне. Князь ответил, слегка наклонив голову. Слав и его молодка – чуть пониже. Всё же возраст требовал уважения. Волк рядом с хозяином застыл неподвижно, и старики чуть вздрогнули, когда тот немигающим взором жёлтых круглых глаз, казалось, пронзил каждого из них. При виде же соплеменницы открыли было рты, но та только подалась ближе к мужу. Невиданная доселе ткань белая, а главное, заметный живот, выдающийся вперёд, и вид молодки, цветущий и ухоженный, заставили их, похоже, изменить первоначальное намерение. Старший из стариков произнёс длинную переливчатую фразу со множеством гласных звуков, глядя на девицу, та попыталась пояснить, так же, как и они, растягивая немногие пока известные ей славянские слова:

– Го-оворить…

– Понятно. – Брячислав сделал утверждающий знак.

Переговорщики, видно, поняли. Самый молодой из них, в вышитой бусами одежде, вытащил из-за пояса тонкий свёрток из выскобленной шкуры маленького оленя, одним взмахом расстелил на песке. Старший присел, показал пальцем на неё, потом на себя. Ткнул ногтем в одно место. Брячислав глянул и едва удержался от того, чтобы не воскликнуть от удивления, – перед ним был чертёж земель. Он узнал точки островов, вдоль которых шли его лодьи к этой земле. Увидел нанесённые волнистые линии по морю, судя по всему обозначающие океанские течения. Несколько значков были ему незнакомы, но явно тоже что-то значили. Но самое главное – за округлой линией, означающей не что иное, как очертания тех мест, где сейчас жили славяне, если пропорции были соблюдены верно, была нанесена огромная извилистая линия другой земли. Просто гигантской, очертания которой терялись у края шкуры.

Старик показал на эту линию, что-то опять произнёс на своём языке. Князь взглянул на девушку – та беспомощно развела руками, указала на свой рот. Понятно. Да и то удивительно, что хоть что-то выучила за тот месяц, что живёт с ними. Тогда старик разразился длинной речью, пытаясь что-то объяснить. Девчонка вслушивалась, потом, когда тот выдохся, наморщила лоб, мучительно пытаясь высказаться:

– Уйти. Чучунаа – уйти. Сюда. – Ткнула в ту же новую землю.

Слав пояснил:

– Они нас чучунаа называют. Великаны. Злые.

– Думаешь, просят нас уйти с их земли в другие места?

– Да, князь. Как я понимаю, судя по этим… – Парень кивнул на по-прежнему не двигающиеся лодки в бухте: – Проредили мы их хорошо. Мужчин истребили почти подчистую. Вот они и хотят для спасения своего племени, чтобы мы покинули эти края.

«А и верно парнишка говорит. После всего произошедшего вообще удивительно, что у них кто-то остался. На лодках лишь старики да совсем зелёные юнцы. На их месте я попытался бы тоже куда-нибудь чужаков подальше отсюда сплавить… Что ж, судя по чертежу, земля та велика. Очень велика, и чудь даже не знает конца тех мест. Но явно больше этой земли. Можно к тёплым местам спуститься посуху, если что. Да и… Обильнее те края должны быть наверняка. Поскольку больше. Мы сколько в округе ходили – ни железа, ни других руд. Леса немного. По самому краю только. А выше – сплошные льды. Да и в глубину земли тоже. Нет, старик советует дело. Но мы сейчас уходить не можем. Осень скоро. Припасов зерновых нет. Придётся ещё одну зиму здесь быть, лодьи же отправить за добычей. К Оловянным островам. Или франков пощипать. Может, ещё кого – моря пустыми не бывают. Запастись на холодное время. А по весне отправиться на новые места».

Князь присел на корточки рядом со шкурой, ещё раз всмотрелся, намертво запечатлевая в памяти увиденное.

– Согласен я. Мы уйдём. Весной. Как бухта откроется ото льда.