— Ага! — торжествующе воскликнул сэр Генри. — Победный бросок, полагаю! Победный бросок!

Он удобно устроился в кресле, огляделся и от души рассмеялся. Именно в этот момент Пол, стоявший с Фенеллой на коврике перед камином, обнял ее и поцеловал, страстно и откровенно.

— Мы с Фенеллой, — громко провозгласил он, — решили пожениться.

Последовало напряженное молчание, длившееся секунд десять.

Затем сэр Генри поднял игральную доску и с неожиданной силой швырнул ее через всю гостиную.

— А злость, — побледнев, добавил Пол, — никогда ни к чему хорошему не приводила.

Мисс Орринкурт протяжно присвистнула. Миллимент опустилась на колени и принялась собирать рассыпавшиеся фигуры.

Полин Кентиш, пожирая сына испуганным взглядом, забормотала нечто нечленораздельное:

— Нет, дорогой. Пожалуйста, только не это. Нет, Пол, нельзя так вести себя. Нет! Фенелла!

У Седрика отвалилась челюсть и заблестели глаза, он потер руки и издал характерный каркающий звук. Но и Седрик выглядел напуганным.

И все Анкреды исподтишка смотрели на сэра Генри.

Никогда прежде Трой не видела, чтобы человек был настолько охвачен гневом. Сцена потрясала. Будь он помоложе, чувства его не так задевали бы, потому что вызвали бы меньше жалости. Дрожащие от ярости дряблые губы; глаза стари ка, сделавшиеся стеклянными из-за выступивших слез; старые руки, трясущиеся от бессильного гнева, — смотреть на все это было невыносимо.

Трой встала и попыталась незаметно выйти.

— Стойте! — резко бросил хозяин. Трой остановилась. — Видите, эти люди сговорились и стараются меня унизить! Вернитесь, говорю.

Трой села на ближайший стул.

— Папа! — прошептала Полин, нервно сплетая пальцы.

— Папа! — вторила ей Миллимент, роняя кости. — Прошу тебя! Тебе нельзя волноваться! Пожалуйста!

Он остановил их властным движением руки и попытался подняться. Пол, поддерживая Фенеллу за локоть, дождался, пока дед подойдет к нему, и быстро проговорил:

— Мне жаль, что все так получилось, но я убедил Фен, что это единственный способ решить дело. Мы говорили об этом с тобой, дед, с глазу на глаз, и ты свое отношение высказал. Мы с тобой не согласны. В конце концов, это наша с Фен пьеса, и свое решение мы приняли. Вообще говоря, можно было просто уехать отсюда и пожениться, никого не ставя в известность, но ни мне, ни Фен так поступать не хотелось. Вот мы и подумали…

— Подумали, — едва слышно подхватила Фенелла, — что лучше объявить об этом всем.

— Тем более, — добавил Пол, — что объявление уже отправлено в газеты, и мы поняли, что надо все сказать, пока вы не прочитаете их.

— Да, но, Пол, милый… — слабо возразила Полин.

— Ах ты, щенок, — взорвался сэр Генри, — как ты смеешь распускать хвост передо мной? Стоит, понимаешь, с этаким самодовольным видом…

— Тетя Полин, — сказала Фенелла, — очень жаль, что вы недовольны, но…

— Ш-ш-ш! — остановила ее Полин.

— Да нет, почему, мама как раз довольна, — возразил Пол. — Правда, мама?

— Ш-ш-ш! — растерянно повторила Полин.

— Молчать! — прогремел сэр Генри.

Сейчас он стоял посредине коврика перед камином. Трой показалось, что первая вспышка гнева быстро переходит в нечто более театральное и потому не столь жалкое. Сэр Генри оперся локтем о каминную полку. Прикрыл глаза рукой, потом отвел руку, сморщился, как от боли, закрыл глаза и тут же, с глубоким вздохом, широко открыл их.

— Я старый человек, — надтреснутым голосом проговорил он. — Старый человек. Меня легко обидеть. Очень легко. Вы нанесли мне расчетливый удар. Ну что ж. Пусть мне будет больно. Почему бы нет? Все равно долго это не продлится. Теперь уже недолго.

— Папа, родной, — бросилась к нему Полин, стискивая ладони. — Ты просто убиваешь нас. Не надо так говорить, пожалуйста, не надо. Ни за что на свете мой мальчик не заставил бы тебя так переживать. Позволь мне спокойно поговорить с детьми. Умоляю.

— Ну вот, — прошептал кто-то на ухо Трой, — Пинеро[29]во всем своем блеске. — Она вздрогнула. Оказывается, Седрик незаметно обошел своих взволнованных родичей и теперь стоял, прислонившись к спинке ее стула. — Она, знаете ли, играла заглавную роль в возобновленном спектакле по «Второй миссис Танкерей».

— Бесполезно, Полин. Пусть себе поступают, как им угодно. Мое отношение им известно. Они избрали самый жестокий путь. Что ж, — с нажимом сказал сэр Генри, — пусть покорятся своей судьбе.

— Спасибо, дед, — звонко, хоть и с дрожью в голосе, ответила Фенелла. — Это наша судьба, и мы будем рады ей покориться.

Лицо у сэра Генри пошло красными пятнами.

— Невыносимо! — вскричал он.

Вставная челюсть, от крика не выдержав, выскочила было изо рта сэра Генри, но тут же с раздражением была возвращена им на место. Фенелла нервно усмехнулась.

— Вы еще не доросли до брака, — вдруг заявил сэр Генри. — Не доросли, ни один, ни другая. Полин, если ты хоть сколько-то считаешься с желаниями своего старого отца, положи конец этому кошмару. А я, мисс, поговорю с вашей матерью. И отцу телеграфирую.

— Мать против не будет, — сказала Фенелла.

— Ты хорошо знаешь, ты прекрасно знаешь, почему я не могу допустить этого безумия.

— Ты ведь думаешь, дед, — возразила Фенелла, — что поскольку мы с Полом кузены, у нас будут рождаться одни недоумки, верно? Но мы консультировались и узнали, что это крайне маловероятно. Современная медицина…

— Молчать! Хоть малейшие приличия…

— Не собираюсь я молчать. — Фенелла умело использовала прием, известный в актерской среде как наложение реплик одной роли на другую. — Что же касается приличий, дед, то мне кажется куда более приличным, когда двое молодых и влюбленных людей говорят, что намерены пожениться, чем когда старик выставляет себя на посмешище…

— Фенелла! — в голос ахнули Полин и Миллимент.

— …обхаживая крашеную блондинку, которая на пятьдесят лет его моложе и которая откровенно зарится на его деньги.

Фенелла залилась слезами и выбежала из комнаты. За ней на негнущихся ногах прошагал Пол.

Трой, попытавшаяся было выйти, услышала, как за дверью громко рыдает Фенелла, и не тронулась с места. Оставшиеся в комнате Анкреды заговорили все разом. Сэр Генри с такой силой колотил кулаками по каминной полке, что стоявшие на ней безделушки подпрыгивали, и громыхал: «Видит Бог, она и часа в моем доме больше не пробудет! Видит Бог!» Миллимент и Полин, стоявшие по обе стороны от него, как плакальщицы в хоре, заламывали руки и издавали жалобные вопли. Седрик что-то бормотал из-за спинки дивана, на котором по-прежнему возлежала мисс Орринкурт. Эта она положила конец хоровому исполнению, поднявшись и по привычке уперев руки в бока.