я просто не понимала, на каком этапе своей жизни они находятся. Бывали периоды или моменты, когда кто-то из детей нуждался во мне больше остальных, и я окружала его вниманием, а остальные этого внимания недополучали. Иногда я сама нуждалась в ком-то из детей больше, чем в других. Так как же нам, родителям, следовать словам из мантры, которую каждый из нас время от времени повторяет: «Я люблю всех одинаково»?

Мои отношения с Эшли оказались иными, чем те, что были с мальчиками. Я выросла с сестрами, и мне было комфортнее с атрибутами традиционного детства девочки: куклами и платьями в рюшах. Мы с Эшли могли – и все еще можем – разговаривать часами. Между нами есть откровенность, от которой я стала зависеть и которую нечем заменить. Если мальчишки были шумными и вечно грязными, то с моей маленькой Эшли я могла сидеть и весь день играть в кукольное чаепитие. Однажды я взяла парней на симфонический концерт – эта идея казалась мне, новоявленной матери мальчиков предподросткового возраста, абсолютно нормальной. Я представляла, как они наслаждаются проникновенными звуками струнных, причудливым звучанием деревянных духовых инструментов и взрывами ударных. У меня в голове был романтический образ утонченных, культурных детей, способных оценить все нюансы музыки Шопена и Чайковского. В итоге мальчики заснули почти сразу же, как погас свет, и Джо не смог даже притвориться сочувствующим. «Кто водит десятилетних детей слушать симфонии?» – высмеивал он меня. Таким ребенком, который может высидеть концерт до конца, стала Эшли.

А еще в наших отношениях с Эшли я видела свои отношения с папой – они возвращались, как песня, поставленная на повтор. Это была моя дочь: она испытывала меня на прочность так же, как я испытывала отца. В результате мы постоянно боролись. Я видела, что она надела слишком прозрачное платье, и говорила: «Сними это! Ты не пойдешь в этом в школу!» Она меняла одежду, но брала платье с собой в школу и там переодевалась, в знак неподчинения мне.

Это была моя дочь: она испытывала меня на прочность так же, как я испытывала отца. В результате мы постоянно боролись.

Джо любит рассказывать историю о битве головных повязок. В 1980‐е, когда все носили повязки, у меня их был полный ящик. Они были всех цветов радуги, в клеточку, в полоску, с бантами, без бантов. Сейчас это звучит странно, но тогда носить повязку считалось очень модным. Эшли стала брать повязки без разрешения. Как вспоминал об этом Джо: «Я просыпался утром, а они уже спорили: “Это моя повязка! – Нет, моя!”» Я не совсем согласна с его версией, но признаю, что меня огорчало регулярное исчезновение моих аксессуаров.

Когда Эшли была подростком, я держала у двери пару беговых кроссовок. Когда между нами начинался спор, я надевала эти кроссовки и шла бегать, чтобы успокоиться. Мы так много спорили, что я стала марафонцем. С Джо было по-другому. Он был на ней буквально зациклен, и их личности никогда не сталкивались так, как наши. Возможно, это был тип взаимоотношений матери и дочери, но совершенно незнакомый для меня. У нас с мамой все было совсем по-другому.

Когда Эшли была подростком, я держала у двери пару беговых кроссовок. Когда между нами начинался спор, я надевала эти кроссовки и шла бегать, чтобы успокоиться. Мы так много спорили, что я стала марафонцем.

«Поверь мне, – говорила я Эшли, – когда у тебя будет ребенок, я надеюсь, что это будет девочка, она заставит тебя пройти через все то, через что прохожу с тобой я».

Благодаря всему этому я по-новому взглянула на отца. Этот ребенок несомненно отомстил мне за папу. Упрямая и волевая, она являлась домой позже назначенного времени и прогуливала школу. Она была своенравна и непослушна, как и я, но при этом никогда не попадала в серьезные переделки. Я пыталась действовать в соответствии с родительскими установками моей мамы – быть спокойной, хладнокровной, неизменно заботливой, – но чаще всего возвращалась к отцовскому стилю, стилю строгой любви.

Мои отношения с Эшли отличались от отношений с мальчиками, они были качественно другими, но я видела себя и в Бо с Хантером тоже, и моя связь с каждым из них была уникальна.

Бо полностью перенял мое чувство юмора. Когда он заводил свое «мам, мам, мам», я точно знала, что сейчас он изречет что-нибудь смешное. Только мы двое могли подтрунивать над Джо, и Бо нравилось, что я могу говорить отцу вещи, которые больше никто сказать не посмеет. Совпадали не только черты наших характеров: светлые волосы и голубые глаза Бо заставляли людей отмечать и наше внешнее сходство. «Ты похож на маму», – говорили незнакомые люди, когда мы были вместе. Мы улыбались, обменивались взглядами и никогда не поправляли их.

В Хантере я нашла коллегу – ученого и писателя. Он любит книги и поэзию, как и его мама, профессор английского. Именно ему мне хочется позвонить, закончив чтение захватывающего романа, или чтобы спросить совета, какую книгу почитать. Он обладает проницательностью и мудростью и помогает мне увидеть вещи под другим углом. И, хотя он самый отважный из моих детей, мне хочется его защищать больше других, потому что я знаю: у него, как и у меня, есть скрытая от посторонних глаз эмоциональная сторона. Политики в нашей семье не мы с Хантером, но мы знаем, как использовать свои сильные стороны в том, во что мы верим. Он ездил со мной в Новый Орлеан, когда там была нужна помощь после урагана «Катрина»; мы вместе были в трущобах Кибера в Кении. Как и я, он не может наблюдать чужие страдания, не вмешиваясь. Когда он видит чью-то боль, он находит способ помочь.

Биологически или нет, я являюсь частью всех моих детей, а они являются частью меня.

Биологически или нет, я являюсь частью всех моих детей, а они являются частью меня. Я любила каждого из них по-своему и не всегда «поровну». Моя любовь постоянно колеблется, движется, меняется и развивается, направляясь туда, где она необходима. В конечном итоге всем достается поровну.

По крайней мере, я на это надеюсь. И у меня есть причина верить, что мой подход сработал. Однажды Хантер развеял один из моих страхов. «Знаешь, мама, – сказал он мне, – я никогда не сомневался, что ты любишь нас так же, как Эшли». Я спросила почему, а он ответил: «Потому что ты всегда кричала на нее так же, как и на нас».

Глава девятая

Обретая свой голос

Я никогда не была настоящей «женой политика». Будучи интровертом, я предпочитала оставаться в тени. Мероприятия, которые мы посещали вместе с Джо, обычно проходили так же, как наш первый пикник. Он был абсолютно в своей стихии: разговаривал с каждым, заинтересованно выслушивал рассказы, общался с незнакомцами.