Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Черт с тобой, – согласился с Хлюдовым брат Давид.
Началась игра не менее азартная, чем борьба на руках.
Никита совсем опьянел и перебрался за перегородку в другое купе, к старикам:
– Гамарджоба, отцы!
– Вах! Ты почему нас приветствуешь как грузин? – обиделись.
– А как нужно?
– Нужно: «Дэбон хорз!».
– Вот и славно! Дэбон хорз!
– Дэбон хорз!.. А по-грузински не надо. У них свой язык, у нас свой.
– Но они ведь тоже православная нация. Почему не любите друг друга?
– Земля, дорогой, всему причиной земля! Её мало, а споров за неё много. И церковь у них немного отличается от нашей! А у армян ещё больше отличий, хотя тоже не мусульмане.
– В Бога верите? – спросил Никита.
– Само собой! А ты молодец, офицер! Сразу признал в нас осетин, не спутал с какими-нибудь ингушами или карачаевцами. Бузныт!
– Это чего такое? – не понял Никита.
– Спасыбо, говорю! Балшой спасыбо!
Да пожалуйста! Было бы за что… По правде говоря, Никита изначально-то вообще колебался: грузины? абхазы? чечены те же, не к ночи помянутые? Гигант Эдик был отдаленно похож на футболиста Газзаева (в масштабе два к одному) – потому, собственно, Никита и рискнул – насчет осетин.
– Отцы! Мы все россияне, православные! Расея – общая мать! Осетины и грузины на Кавказе должны жить дружно, как братья. Ведь остальные – иноверцы! – проникновенно сказал захмелевший Никита.
– Дорогой мой! – обнял его за плечи усатый дедок. – Мы с русскими друзья, но с грузинами братьями быть не можем. У нас Сталин половину Осетии украл. Карандашом по карте провел и оттяпал весь Юг в пользу Грузии. Обыдно, да?
– Ай, земли много в стране! – махнул рукой Никита. – Советский Союз большой, и мы живем в единой могучей державе. Вся земля общая, государственная!
– Вах! Какая общая?! Это у тебя в России земли много, а у Осетии мало. Каждый клочок полит кровью предков.
– У нас её тоже нет лишней! Но разве тебе сейчас есть разница, где проходит граница Грузии и Осетии? Это ведь только на карте пунктиры и черточки. На земле её нет!
– Всякое в жизни случается… Сегодня нет, а через десять-двадцать лет – по горам столбы пограничные встанут.
– Но-но! Только без глупостей! Ты что думаешь, отец, у нас турки или персы пол-Кавказа отнимут? Да мы их в бараний рог согнем! Повернем армию из Афгана и до Средиземного моря дойдем! – Никита все более плыл и его потянуло на обсуждение политических тем. В конце концов, замполит он или где?! Или как?
Лекция о международном положении, как в песне о дурдоме. Один не понимает, что плетет спьяну, другой не понимает, о чем идет речь. Но кончилась всё, слава Богу, обниманиями, лобызаниями, полным взаимопониманием.
У картежников дела шли хуже, обстановка накалялась. Хлюдов выиграл вторую коробку конфет, а первую, распакованную, брать отказывался:
– Э нет! Так дело не пойдет! Вы мне давайте целую, эта распечатана!
– Так ведь это ты же её открыл! Ты пробовал, – сердился гигант Эдик.
– Ну и что? Я их пробовал, но мог ведь не выиграть!
– Но ты выиграл! Теперь получай её!
– Э-э-э! Нет, сами их ешьте. А мне давай запечатанную.
– Выиграй вторую коробку – отдам! – горячился средний, Давид.
– Вовка! Не затевай межнациональный конфликт из-за двух конфет! Ты всё равно сладкого не ешь! – попытался утихомирить вернувшийся Никита.
– Нет! Они проиграли мне целую коробку, а подсовывают начатую!
– Вовка! Сейчас в морду из-за двух конфет получишь! Зачем идти на скандал? Уступи.
– Н-ни за что!
Никита схватил бутылку, разлил водку по стаканам:
– Тост! За русско-осетинскую дружбу!
Старики в знак согласия закивали головами, а злобные рожи молодых немного смягчились. Все выпили. Закусили конфетами из открытой коробки.
– Так где мой выигрыш? – в который раз не унялся Хлюдов.
Громила Эдик растерянно почесал затылок – открытая коробка опустела.
Брат-Давид в сердцах достал ещё коробку, нераспечатанную:
– На бери! Пусть твоя русская жопа слипнется! Жадный!
– Я не жадный, я принципиальный! Играем дальше, осетинская жопа?
– Играем!
Никите совсем захорошело.
– Тост! – на сей раз алаверды от горцев. – За нашу Советскую Армию!
– До дна! – Хлюдов хлобыстнул залпом. Тост того стоит!
Никита выцедил свои полстакана уже с отвращением.
– На тебя тошно смотреть! – усмехнулся Хлюдов. – Ты словно мою кровь пьёшь, так морщишься.
– Не нравится – не смотри. – Никита с шумом выдохнул. – Эх, сейчас бы чего спеть…
Брат Давид с готовностью начал выводить что-то зычное, гортанное, с придыханием. Деды песню подхватили. Громила сорвал с себя рубашку и, свирепо вращая глазами, пустился в пляс. Молодой подсвистывал.
Хлюдов принялся стучать по столику, как по барабану. Звуки этого пластикового «тамтама» гулко загромыхали в вагоне.
Никита вначале что-то пытался подпеть, а потом скинул китель, изобразил «лезгинку». Или «барыню»? Или «семь сорок»? Или…
Песни и танцы народов СССР продолжались ещё около часа. Впрочем, счастливые часов не наблюдают. Счастливые и пьяные. Что иногда, а то и зачастую одно и то же.
Табачный дым, вагонная духота, запах пота, алкоголь окончательно замутили сознание. Каждый глоток воздуха – взахлёб, словно кисель. Всё заверте… лось. При чем тут лось? Лось! Отдай рог! Или панты? Нет, панты у оленей-маралов. Или понты? Короче – отдай рог!
Глаза сомкнули минут на пятнадцать, а вроде прошла вечность. Как больно головушке!
– Эй, офисер! Вставай! Педжен проехаль! – нудил над ухом противный голос.
Никита никак не мог разомкнуть опухшие многопудовые веки. Он потёр их кулаками, но глаза не открылись. А голова… о-ой, голова-а!.. Где были мои мозги? И тошно. В самом что ни на есть прямом смысле слова. Бр-р-р!
Никита наудачу похлопал по столику ладонью, цапнул стакан, хлебнул. Вода… И слава Богу! Язык в результате сумел пошевелиться:
– Воха! Хлюдов! На выход! Вовка!
Капитан Хлюдов оторвал голову от смятой фуражки-аэродрома, послужившей подушкой, тупо уставился на Никиту:
– Ты хто?
– Ромашкин, блин! Что, совсем сбрендил? А ты тогда кто?
Хлюдов посмотрел мутным невидящим взором по сторонам: