— Где старший? — интересуюсь у него.

— Кого хочешь? — делает он вид, что не понимает меня.

— Машу хочу, — усмехаюсь я. — А у тебя вид не такой. Короче. Зови старшего!

Носатый злобно сверкает глазами, но, промолчав, скрывается за дверью, ведущей в подсобное помещение. Стоим у стойки, оглядываем зал.

— Руки, бля, чешутся, — ворчит Волк сбоку.

— Не спеши, — советую ему.

Наконец нас приглашают. Идем за стойку и через узкий коридорчик, заходим в небольшую комнатку. В комнате с зарешеченными окнами вдоль правой стены громоздятся ящики с водкой. За небольшим столом сидит еще один усатый, с таким же клювом, как у первого в фартуке. Одеты они во все черное. Носатый, который нас привел, хочет выйти, но тут же огребает от Волка в челюсть, по яйцам и валится на пол возле стола. Усатый за столом вскакивает, гремя стулом.

— Сиди, — тихо говорю ему, доставая наган. Усатый падает на стул, не сводя с меня и со ствола своих черных глаз.

— Ви кто? — сипит он, облизывая губы.

— Мы из команды Волка, — завожу уже старую песню. — С этого дня ты нам платишь за охрану. Скажешь своим, кто на мясе, чтобы засылали деньги через тебя. Десять штук в месяц! Сейчас мы заберем только три. Завтра приготовишь остальные…

— У меня нет таких денег, — пытается он. отбрехаться.

Подхожу к нему ближе.

— Так, значит, нет, говоришь… — зловеще шиплю я.

Мне действительно очень хочется спустить курок, и лишь усилием воли я сдерживаюсь.

— Подожди! Сейчас, брат, я посмотрю, — суетится усатый.

Через минуту деньги появляются на столе. Забираю три тысячи и резко, без замаха, бью стволом револьвера мужику по носу. Он вскрикивает и хватается двумя руками за разбитое лицо.

— Еще раз скажешь, что я тебе брат, — предупреждаю его, — сдохнешь!

Он согласно кивает головой, не отнимая рук от носа. Между пальцев у него течет кровь.

— Да, да!

— Завтра, в три часа дня. Здесь. Передашь мне остальное, — бросаю ему и выхожу.

Волк еще раз припечатывает ногой по челюсти постанывающего и пытавшегося под-, пяться с пола усача, тот вновь отрубается. Выходим на воздух. Здесь даже дышится в два раза легче…

Идем к пивным точкам. Возле них совсем клоака. Кто-то валяется возле кустов и сетки забора, кто-то блюет за ларьками в ручей. Смотреть здесь не на что. Алкашей всех мастей хватает с избытком. Ларьки заделаны щитами так, что пять ларьков объединены как бы в один длинный сарай, и покрашен этот сарай снаружи почему-то муторным синим цветом. Краски другой, что ли, не могли достать?

Гремлю в дверь. Мой стук, наверное, принимают за поползновение алкашей и не открывают. Подхожу к ближнему от угла окошку и заглядываю внутрь. Разливает молодой пацан. На глухого он не тянет.

— Уголовный розыск! — говорю ему внушительно и зло. — Открывай давай!

Снова возвращаюсь к дверям. Алкаши, услышав неприятные для них слова, боязливо таращатся на нас. В эти ларьки волокут все, что пьяницы могут украсть, и ханыгам есть о чем поволноваться. Лязгают запоры, и мы проходим внутрь. Здесь что-то вроде коридорчика. Закрываю за собой двери.

— А что случилось? — спрашивает парень.

Ему, наверное, есть о чем волноваться, как и тем алкашам.

— Где твое начальство?

— Они только вечером будут.

— Передашь им, чтобы приехали, — дальше я называю адрес небольшого кафе в центре. — Скажешь, если не приедут, эти ларьки к утру спалим. Запомнил?

Парнишка со страхом смотрит на меня.

— Так вы… — недоговаривает он.

Это и дураку ясно из моих слов. Было бы интересно, если бы угрозыск запаливал ларьки коммерсантов…

— Правильно сечешь. Передай, что у тебя были люди от бригады Волка. В девять вечера я их жду!

По глазам парнишки я уже вижу, что о нас здесь слышали. Значит, по городу слух прошел. Что ж, тем лучше для нас. Уходим с рынка. Я решил не трогать сразу всех. В самом рынке сидит крупный оптовик по фруктам, и его я оставлю на потом. Идем к своей машине. Леха и парни невдалеке прикрывают сзади. Вижу, как сбоку к нам заходит довольно приличная компания во главе с усатым хозяином шашлычной. С ним еще человек девять его сородичей. Останавливаюсь и жду. Толпа подошла и встала напротив.

— Тэбэ лучшэ нэ приэзжать завтра! — рычит усатый. — У нас тожэ коэ-что эсть… — намекает он на то, что у его людей имеется оружие.

Мне лично плевать, что у них есть. Пусть хоть на танке эта чернота катается! Леха и его пацаны подтянулись ближе и внимательно слушают. Рыночная толпа осталась слегка позади. На нас никто особого внимания не обращает. Кожаные куртки у зверьков расстегнуты. Вольты наверняка есть не у всех, да это и не важно. Важно то, что мало кто решится надавить сейчас на спуск, кроме меня… Подхожу к усатому с усмешкой.

— Так ты говоришь, у твоих людей есть стволы? — как бы удивляюсь я.

Усатый насторожился. Смотрю на его людей. В их глазах я не вижу решимости. Обращаюсь теперь к ним:

— Я сказал вашему уроду, что все, кто работает на мясе, завтра собирают мне десять штук, и так будет каждый месяц! Но теперь ситуация изменилась! Завтра вы все, сволочи, собираете и приносите мне двадцать тысяч! Это штраф вот за этот базар! Вы все будете платить бригаде Волка! Не будет денег, будем вас убивать! — делаю быстрый шаг к усатому, выхватываю наган и, воткнув ствол в большой живот, дважды нажимаю на спуск.

Сначала никто и не понял, что произошло. В горле усатого забулькало, и я тут же отскочил на шаг, чтобы он не нахаркал на меня своей кровью. Выстрелы получились практически неслышными на общем фоне рынка, и живот усача сработал как естественный глушитель.

Усатый рухнул к моим ногам. Я убрал револьвер и спокойно посмотрел на сородичей убитого. Те, вдруг опомнившись, тут же бросились врассыпную.

Кивнув своим, иду дальше. Наши машины стоят на порядочном отдалении от рынка. Уезжаем. Сначала рулим к Енисею, и, подумав, наган все-таки не выбрасываю, а прячу его в удобном месте. Может, еще и пригодится. Парни ждут меня на дороге. Как только я возвращаюсь от берега, меня тут же обступают пацаны.

— Антоныч, — говорит Леха. — А ты его вчистую сделал.

— Надеюсь, — пожимаю плечами.

— А если теперь менты наедут? — спрашивает кто-то из парней.

— Будем разбираться и с ментами, — хмуро заявляю я. Парни уважительно смотрят на меня, как на какое-то диво заморское.

— Антоныч, я вот тут тебе пристрелял, — говорит Леха, протягивая мне «тэтэшку» и запасную обойму к ней.

— Как бьет?

— По центру на тридцать шагов. Норма, — заверяет Леха. — Я еще в армии, когда в мотострелковой дивизии служил, снайперкой баловался, — сообщает он о себе.