Возникла правовая коллизия: кто же имел больше прав на трон — женщина, царевна Сатибек, являвшаяся сестрой, дочерью, внучкой и даже вдовой ильханов из рода Чингизидов, или же потомок брата Чингис-хана, но зато по прямой мужской линии?

Прямого ответа на этот вопрос в чингизидском законодательстве не было: вопроса, связанного с наследованием престола ханскими дочерями попросту не возникало, поскольку в этом весьма многочисленном роду всегда можно было найти более-менее легитимного претендента на трон мужского пола. Представляется вполне логичным и юридически обоснованным, что после пресечения рода Хулагу на трон Ирана вполне могли претендовать члены других ветвей рода Чингизидов — в частности, представители династии Юань в Китае (являвшиеся ближайшими родственниками иль-ханов, поскольку обе династии происходили от Тулуя, четвертого сына Чингис-хана), члены правящего рода Чагатайского улуса и, наконец, царевичи из Золотой Орды.

Однако уже в первой трети XIV в. Монгольская империя (формально все еще продолжавшая существовать) довольно давно не была единым государством[226], связи между ее отдельными улусами были разрушены, и фактически (подчеркнем — не на законодательном уровне!) закрепился обычай, в соответствии с которым трон в каждом чингизидском государстве занимали представители той ветви потомков Чингис-хана, за которой оно было закреплено при разделе империи в 1220-е гг. Именно поэтому Арпа-хану, не являвшемуся потомком Хулагу, понадобилась дополнительная легитимация власти в форме брака с Сатибек. И именно поэтому он очень быстро был разгромлен сторонниками еще одного претендента — ильхана Мусы, считавшегося прямым потомком Хулагу.

После нескольких неудачных попыток договориться с влиятельными иранскими эмирами — сначала Хасаном Кучаком, а затем Хасаном Бузургом, Туга-Тимур был вынужден отойти со своими войсками обратно в Хорасан и сосредоточиться уже не на завоевании других регионов, а на защите собственных владений[227]. Тем не менее некоторые влиятельные политические силы в распадающемся государстве ильханов соглашались признавать его законным монархом — однако отнюдь не по причине его легитимности, а как раз наоборот: слабый и не вполне законный ильхан представлялся им наиболее подходящим монархом. В частности, Туга-Тимура признавал ильханом Муизз ад-Дин Хусайн из рода Куртов, правитель Герата (он даже женился на дочери Туга-Тимура, от которой родился его наследник — Гийас ад-Дин Пир-Али), признавали его претензии на трон и другие хорасанские и мазандеранские эмиры[228]. Несколько сложнее складывались отношения у Туга-Тимура с еще одной политической группировкой, претендовавшей на власть в Хорасане, — движением сербедаров, которые, воспользовавшись смутами в Иране, захватили ряд областей и даже стали возводить на трон собственных султанов. Поскольку они действовали именно во владениях Туга-Тимура, он потребовал, чтобы они признали его власть — как ильхана и падишаха. Однако духовный лидер сербедаров Хасан Джури отвечал ему, что они готовы повиноваться иль-хану лишь при условии, что он будет основывать свое правление на мусульманских принципах (а фактически — на учении, проповедуемом самим Джури), иначе они будут враждовать с ним[229]. Подобное заявление было простой формальностью, поскольку сербедары изначально видели в монгольских правителях Ирана безбожников, предпочитавших «ненавистную чингизханову ясу» положениям шариата, и даже принятие Хулагуидами ислама не изменило (по мнению сербедарской верхушки) этого положения[230].

Туга-Тимур прекрасно понимал истинное положение дел и, надеясь на численное превосходство своих войск (согласно Ибн Баттуте, в его распоряжении было до 50 000 воинов, а по сведениям Мирхонда — и все 70 000[231]), выступил против сербедаров, однако те, даже оказавшись в меньшинстве, сумели разгромить потомка Хасара и убили в сражении его брата Али, после чего ряд хорасанских удельных правителей признал свой вассалитет от правителя сербедаров — «султана» Ваджих ад-Дина Масуда[232].

Тем не менее поражение не заставило отказаться Туга-Тимура ни от претензий на трон ильхана, ни от попыток подчинить себе сербедаров. В 1344 г. войска Ваджих ад-Дина Масуда выступили против эмиров Мазандерана, продолжавших сохранять верность потомку Хасара, однако были на этот раз разгромлены, а сам «султан» попал в плен к одному из них и был казнен. Несмотря на сокрушительное поражение, государство сербедаров не исчезло, однако преемники Ваджих ад-Дина Масуда в течение длительного времени уже не осмеливались принимать титул султанов и признали власть Туга-Тимура, который, впрочем, довольствовался номинальным сюзеренитетом, официально признав, что все их владения будут сохранены за ними и впредь. Собственных сил у самозваного ильхана хватало лишь для сохранения контроля над Гурганом[233]. Нет сомнения, что, если бы Туга-Тимур принадлежал к роду Хулагу, он мог бы, опираясь на свое происхождение, объединить хорасанских феодалов в борьбе против мятежников, которые даже принадлежали к аристократии. Однако в глазах знати и сам Туга-Тимур мало отличался от сербедаров, поскольку, не будучи Чингизидом, претендовал на ильханский трон. Номинально признавать его своим правителем хорасанские аристократы могли себе позволить, но сплотиться вокруг него и выступить против общего врага, победа над которым существенно усилила бы позиции потомка Хасара, — на это они пойти не могли.

В течение ряда лет во главе сербедарского государства стояли опытные полководцы, что и заставляло Туга-Тимура воздерживаться от решительных действий против них. Однако, когда в 1353 г. решительный и воинственный предводитель сербедаров Шаме ад-Дин Али убит и на трон вступил не блиставший военными талантами Яхья Керраби, самозваный ильхан предпринял попытку изменить ситуацию. Он пригласил лидеров сербедаров к себе в ставку, чтобы перезаключить с новым правителем мирный договор и обсудить условия вассалитета. В персидской историографической традиции утверждается, что переговоры были лишь поводом, а на самом деле Туга-Тимур намеревался уничтожить всю сербедарскую верхушку, однако в результате все вышло наоборот: во время пира по знаку Яхьи Керраби его соратники напали на Туга-Тимура и его сановников и перебили их всех. С этим событием, имевшим место 16 зулкада 752 г. х. (13 декабря 1353 г.), принято связывать прекращение существования государства ильханов в Иране[234]. Весьма символично, что последним ильханом стал не Чингизид, а потомок Хасара, т. е. монарх с сомнительной легитимностью — фактически узурпатор.