конях, закованные в железо, вооруженные копьем, саблей, некоторые с луками, другие с ружьями»[278].

Это важный источник, поскольку он описывает конкретную ситуацию, в которой гусары, будучи в боевом снаряжении, имели при себе луки. Таким образом, подтверждается мнение других иностранцев, которые писали об этом (Гаспар де Танде, Жан Франсуа Ренар, Бернард О'Коннор).

Лук был тем оружием, к которому шляхту в Польше и Литве приучали с детства.

Одним из обязательных видов обучения шляхты была стрельба из лука в подброшенную шапку. Мастерство заключалось в том, чтобы шапка как можно дольше оставалась в воздухе. Иностранцы были удивлены умением, которого в данной забаве достигли литовцы и поляки. Как писал свидетель такого представления: «Я видел, что волынские паны, бросив вверх колпак, длительное время не давали ему возможности упасть на землю, поражая его часто в воздухе стрелами, что приводило в удивление иностранцев, а было это в Бресте, когда там [умерший в 1572 году] король [Сигизмунд II] Август был, в связи с чем данные паны покрыли себя немалой славой»[279].

Наверняка, еще больший шок испытали при дворе императора Карла V, когда находящийся там в 1547 году Станислав Лаский пробил стрелой толстую мортиру. Сарницкий пояснял: «Кто хочет пробить вещь неподходящую, как это случилось на императорском дворе с паном Станиславом Ласким, который мортиру пробил, тот должен обладать большим мастерством в различной закалке железа, о чем написано в книгах, вспоминающих о кузнечной науке»[280].

Поэтому нет ничего удивительного в том, что, когда со временем молодой шляхтич становился гусаром или офицером кавалерии, он не всегда расставался с луком. Существует свидетельство использования данного оружия гусаром дворцовой хоругви Яна Казимира Вазы. В битве с татарами и казаками под Зборовом в 1649 году пан Самуэль Воронич хорошо сражался и из лука татарина подстрелил[281].

Нет также сомнений, что луки во время битвы использовались командирами конницы польской части войска. Свидетельствует об этом пример Александра Хилари Полубиньского, поручика литовской гусарской роты короля Яна Казимира Вазы, который командовал королевским войском и, пойманный рокошанами (Любомирского) в битве под Ченстоховой[282] 4 сентября 1665 года «лук и саблю сняв с пояса, вынужден был сдаться»[283].

Другим примером может быть Ян Собеский, впоследствии ставший королем, который, исполняя обязанности полковника кавалерии в битве под Чудновом 14 октября 1660 года: «[…] по полной натешился тем, что выбирал любого, и стрелял в него из своего лука так удачно, что ни разу не промахнулся. Правда, и промахнуться то он не мог с такого близкого расстояния[284].

Однако лук не был типичным оружием гусара. Он мешал держать строй – колено к колену[285], – в котором сражалось рыцарство.

Несмотря на это, данное оружие использовалось еще в XVIII веке, раз Кампенхаусен писал: «[…] и сейчас еще лук не портит гусара или панцирного, хотя он и неудобен и не согласуется с современной модой, согласно которой солдат обращает внимание только на удобство»[286].

С времен царствования Стефана Батория обязательным элементом снаряжения данного рыцарства становится огнестрельное оружие. Гусар был обязан иметь как минимум один пистолет, а лучше, если пару.

Их носили в кобурах у седла или же в своего рода чехлах, прикрепленных с обеих сторон от конской шеи. Гусар мог брать с собой также короткоствольный мушкет (вид короткого кавалерийского карабина). Поскольку он был длиннее пистолетов, то хранился в кобуре под бедром. В таком случае, например, на левом боку гусара был прикреплен палаш, а на правом – короткий карабин (бандолет)[287].

Длиннее короткоствольных мушкетов были карабины (порой эти два названия взаимно заменяли друг друга). Их также использовали гусары, при этом носили их почтовые, уже не беря в этом случае в бой копья. В таком случае первая шеренга (товарищи) вооружалась копьями, а остальные (почтовые) использовали карабины.

Современное гусарам огнестрельное оружие имело множество недостатков, но обладало тем достоинством, что производило много шума и оказывало большое впечатление на необстрелянного противника, особенно на лошадей. Такого типа неприятелем были татары, поэтому в боях с ними огнестрельное оружие использовали особенно охотно.

Пистолеты, короткоствольные мушкеты и карабины – это оружие, которое гусары брали с собой, когда должны были биться в конном строю. Для обороны лагеря, для штурмов укрепленных позиций неприятеля и для охоты более полезным являлось длинноствольное огнестрельное оружие. Гусарский товарищ следил и за тем, чтобы безоружной не осталась и его свободная челядь. Сколько огнестрельного оружия мог брать с собой трехконный почет, показывает список вещей 1698 года, составленный литовским гусаром Яном Франтишком Госевским. Имея в своем составе трех солдат (товарища и двух почтовых), этот почет располагал шестью пистолетами (по два на гусара), двумя короткими мушкетами для почтовых (то есть, каждый из них, кроме двух пистолетов, имел при себе и короткоствольный мушкет), а также девятью длинноствольными ружьями (которые наверняка использовались свободной челядью)[288].

Защитное вооружение

Защитное вооружение гусара в различное время было разным и зависело в том числе от противника, с которым предстояло сражаться. Примерно в 1580 году среди гусарского снаряжения Станислав Сарницкий упоминает щит: «У гусар против копья имеется щит из плотного дерева, хорошо скрепленный с помощью жил и клея»[289].

Четверть века спустя это подтвердил Клаудио Рангони: «Некоторые гусары используют только копье, топорик и щит, выполненный из прочного дерева и сухих сухожилий крупных животных, скрепленных клеем, и такой щит настолько крепкий, что выдерживает любой сильный удар копьем. Этот щит гусары используют так ловко, что пренебрегают неприятелем, как будто находятся под защитой доспехов»[290].

Щиты, являвшиеся обязательными практически до конца XVI века, в веке XVII в основном перешли в разряд рухляди. Зато остались кольчуги, которые использовались в течение всего периода существования гусарии. Это, однако, не означало, что каждый гусар должен был ее носить, а лишь только то, что носящих кольчуги гусар можно было встретить и в XVI, и в XVII, и в XVIII веке.

Кольчуга, значительно более удобная, чем пластинчатый доспех, пользовалась большей популярностью в сражениях гусар с легкой татарско-турецкой кавалерией; иногда в таких случаях вместо шлемов-шишаков или закрытых шлемов надевали мисюрки[291]. Такой состав защитного снаряжения был достаточно эффективен как против стрел, так и против ударов сабель, поэтому гусары охотно надевали вместо пластинчатых доспехов более эластичные, а соответственно, и удобные кольчуги[292]. По этой же причине во время царствования Яна III Собеского (1674–1696), популярность приобрели ранее