не в чем, купить новую юбку им просто не на что. И как же она только умудрилась так разорвать свой единственный праздничный наряд? Вот тетёха.

Так, ругая себя, она вошла во двор, но сразу не пошла в избу, а присела на скамеечку под окнами. Тут же подбежал к ней их пёс Алтрапка, заглянул в глаза, положил на колени большую свою морду, облизал горячим языком ладони, успокаивая и жалея милую свою хозяюшку. Погладила Василиса доброго друга и пошла в избу. Мать уже спала крепко, умаялась за день, даже и не услышала, как Василиса вошла. Девушка разделась и легла в кровать, но не удержалась, вновь расплакалась над своей горькой судьбой, так и уснула она с мокрыми от слёз щеками. И снится ей сон, будто идёт она по широкому пшеничному полю, золотые волны вокруг неё колышутся от ветра, а в пшенице синими огоньками светятся васильки, и много их, так, что кажется и не поле это, а небо – голубое с золотым. А навстречу Василисе идёт по полю парень в белой рубахе. Как подошёл он ближе, разглядела она, что это Матвей, а в руках у него букет васильков. Приблизился он к Василисе, букет ей протянул, и со смехом, потрепав её за плечо, сказал:

– Не реви, рёва-корова, всё будет хорошо!

Василиса вздрогнула и проснулась. Над ней стояла матушка и трясла её за плечо:

– Василисушка, донюшка, что с тобой? Ты чего всхлипываешь?

Подняла Василиса голову, поглядела на мать, на юбку, что на стуле у кровати висела, да снова заплакала.

– Да что с тобой? – забеспокоилась мать, – Расскажи, поведай матери!

– Матушка, я юбку порвала, – ответила Василиса.

– Как порвала?

– Зацепилась за сучок.

– Ну, ничего, это дело поправимое, – вздохнула с облегчением мать, – Главное, что с тобой всё хорошо, дочка. Поднимайся, утро на дворе. Пора Пеструшку нашу в стадо провожать, я уже её подоила. Сейчас оладушков с молоком поедим, да на работу пора.

Василиса встала, умылась колодезной водой, от которой загорелось лицо, расчесала свои густые, красивые волосы, заплела их в пшеничную косу, и решила повязать сегодня нарядную голубую ленту, которую матушка подарила ей на Богородичный праздник. Надела своё простое, рабочее платье, поела оладушков с молоком, взяла во дворе под навесом грабли и серп, да отправилась на работу. Работали они с девчатами наймичками у Матвеева отца, убирали пшеницу на поле. Время стояло погожее, и нужно было поторопиться убрать урожай, пока не налетели холодные ветры да проливные дожди, и не побили колосья. Василиса поднесла ладонь к глазам, окинула взглядом поле, и, перекрестившись, принялась за работу вместе с остальными.

Глава 3

Жаркий полдень дохнул пылом, как из устья печи, задрожал, поплыл переливающийся воздух, превратился в душное марево. Вдалеке качались в нём крыши деревенских домишек, голубая лента реки и густой тенистый лес с другого конца поля. На выцветшем небе не было ни облачка, словно вся синь его ушла в васильки, что тут и там светились сапфировыми огоньками в золотых колосьях. Птицы и те примолкли, спрятались в пышной листве тополей. Одни лишь пчёлки кружили над головами, пролетая на луга, что раскинулись у реки, да возвращаясь обратно с полными лапками пыльцы, смешанной с нектаром, и собранной в колобочки. Мохнатые бочка полосатых тружениц тоже припушены были золотистой сладкой пыльцой, и похожи были пчёлки на мельника, деда Игната, всегда покрытого с головы до ног белой мукой.

Притомились к полудню девчата, присели отдохнуть в тенёчке за снопами, скинув с головы свои белые платочки, и обмахиваясь ими. Достали каждая из своего туесочка нехитрую свою снедь – варёные картофелины, хрустящие пупырчатые огурчики, беленькие яички, острые пёрышки зелёного лука, молоко в крынках, оладушки да каравай. Стали обедать вскладчину. Ели, кто что хочет, хохотали друг над другом, подзуживали беззлобно, а как поели, затянули песню ладную да складную, прислонившись к снопам. Вдруг показалась на дороге бричка, поехал куда-то по делам хозяин, отец Матвея, ещё подъезжая, он снял с головы картуз, помахал девчонкам, остановился, поздоровался со всеми, да поехал дальше по своим делам. Девушки прилегли отдохнуть малость после обеда, вздремнуть в тенёчке. Василисе же спать не хотелось, она отошла в сторонку и присела за снопом. Прикрыв глаза, она вспоминала сегодняшний сон про Матвея. Вот время обеда прошло, пора было и снова за работу приниматься. Славно поработали девушки до самого вечера, а как солнце стало на отдых садиться, так и домой засобирались.

Шли они по дороге, молотя пятками и поднимая пыль. Василиса затянула песню, петь она была мастерица. Всё мечталось ей вместе с Матвеем песню спеть душевную, о любви, о лебединой верности, о красоте мира Божьего, чтобы поддерживали они сильными своими голосами друг друга и летела песня на простор, отзывалась в сердце, трогала душу за живое, звенела струнами радости. Тут вдруг мысли её оборвал неожиданно послышавшийся топот копыт и задорный присвист:

– Э-ге-гей! Берегись! Затопчу! Кого затопчу, того и в невесты возьму!

Девчонки захохотали, завизжали и бросились врассыпную в придорожную траву. Все успели отскочить и лишь одна Василиса, не опомнившаяся ещё от своих мыслей, замешкалась и заметалась по дороге. Матвей, а это был он, объехал её кругом, остановил своего коня, обдав девушку клубом пыли, и улыбнулся, глядя на неё, конь под ним гарцевал.

– Ну вот, попалась одна, не успела убежать!

Девчата с визгом подскочили к Матвею и стали тянуть за повод, за узду коня, за штаны Матвея, хохоча и пытаясь стянуть парня из седла:

– Всё, не отпустим теперь тебя!

– Что, Василиса, пойдёшь ко мне в невесты? – спросил, глядя на Василису Матвей.

Та зарделась, зарумянилась, опустила глаза и отступила на несколько шагов в сторону.

– Да ты не бойся, я тебя не обижу, я добрый, – рассмеялся Матвей.

Девчата тоже засмеялись, а Василиса, ещё больше вспыхнув, пошла вперёд по дороге. Девчонки поспешили вслед за ней. Матвей тихонько поехал рядышком с Василисой. Спустя время он наклонился к девушке и спросил:

– Ну что, пойдёшь ко мне в невесты?

– Да будет тебе уже, – ответила, чуть не плача, Василиса, – Что ты смеёшься надо мной? Пошутил и будет.

– А я не смеюсь, я серьёзно сказал, – Матвей посмотрел ей прямо в глаза.

Ничего не ответила больше Василиса, побежала к девчонкам. Матвей же пришпорил коня и крикнул на ходу:

– На вечорку сегодня приходи! Потанцуем!

Василиса посмотрела ему вслед, на то, как он понёсся в деревню под смех и улюлюканье девчат, и опустила голову.

– «На вечорку», – подумала она про себя, – Какая мне вечорка, единственную выходную юбку свою порвала.

Она горько вздохнула и пошла по дороге. Подойдя к своему двору, она увидела Алтрапку, который поджидал её у калитки. Завидев хозяйку, тот понёсся на всех лапах ей навстречу, прыгнул, положив лапы на грудь, и принялся вылизывать мокрым языком Василискино лицо, та расхохоталась и потрепала пса между ушей, а после крепко прижала его к себе.

– Алтрапушка ты мой, хороший ты мой, верный друг! Пойдём домой.

Пёс кружился вокруг хозяйки, не давая пройти, вилял хвостом и дышал, радостно высунув язык. Василиса спотыкаясь от таких объятий, смеясь, шла потихоньку к калитке, дойдя наконец кое-как до двора, она села на скамейку под окнами, и, сняв с головы платок, утёрла им лицо:

– Ох, и жарко нынче.

Из дома вышла мать и встала, улыбаясь, на крылечке.

– Притомилась, донюшка? А я баньку истопила, ступай, смой пот да пыль. Крапивы тебе да ромашки для косы запарила, ополосни волосы-то травушками.

– Спасибо, мамонька!

Мать продолжала глядеть с улыбкой на Василису.

– Ты чего, мамонька, улыбаешься так?

– А новость у меня для тебя есть радостная. Ты в баньку ступай, а после дома расскажу всё.

– Сейчас скажи! – девушка подскочила к матушке и закружилась вокруг неё точно так же, как давеча скакал вокруг неё Алтрапка.

– Нет уж, – отмахнулась мать, смеясь, – После.

Василиса улыбнулась матери и, чмокнув её в щёчку, поспешила по тропке, петляющей меж рядов картофеля да грядок, в самый конец огорода, где стояла банька,