пока еще, Терентьич, княжич. Жив отец, дай бог ему жизни долгой. А вернусь... — глянул на безоблачное теперь, полное крупных летних звезд небо. — Вернусь за час до рассвета, пожалуй.

Три часа короткой ночи определил себе Андрей на непростую, надо сказать работу. Похоронить, во-первых, настоящего Федора так, чтоб ни одна живая душа не смогла хотя бы года два сыскать той могилы — а там поди разберись, кто в нее положен; но и так, чтобы не стыдиться, что бросил, мол в болото, в котором сам чуть не утоп, мертвое тело далекого пращура. Во-вторых, снять все, что может пригодиться в дальнейшем, не забыть про доспех, оставшийся в доме — черные оружные, как видели разведчик со жрецом, туда не заглядывали.

...С первой задачей получилось справиться достаточно быстро — обнаружился неподалеку от дома небольшой буерак, края которого густо поросле высоким бурьяном. Андрей аккуратно уместил там Федора, машинально перекрестился, притоптал землю на могиле, чтоб до весны не провалилась, сапожком, снятым с мертвой ноги. Потому что к тому времени Внуков и вторую задачу успешно решил и был переодет теперь в княжичье, разве что длинную пропоротую на груди и спине рубаху оставил — не нагишом же хоронить покойника? Себе выбрал в доме другую, но примерно той же расцветки и фасона. Уложил на место снятую загодя ножом дернину, подровнял руками. Поднялся, огляделся — тихо, в заутренней предрассветной заре едва начинает пробиваться сияние грозящего буйствовать днем солнца.

И приметное обручное кольцо красовалось теперь у Андрея-Федора на пальце — радовался, что ни зинис, ни боярин его отсутствия не заметили. Свою же неброскую одежу прикопал рядом с могилой, авось, да пригодится по какому случаю. Глянул на часы, что переместил удобно за пояс, хмыкнул — до срока, назначенного Даниле, оставалось еще почти час. Перехватил чуть удобнее вздетый на левую руку щит, взял в правую руку котоку с нехитрым скарбом и крадучись двинулся в сторону с памятным вовек болотцем, решив, что выйдет к месту встречи с другой стороны и немного на своих спутников посмотрит и послушает, что говорят.

Вот уже и первые деревья позади остались, как почувствовал Внуков слева впереди кого-то чужого. Остановился. Шепнул так, чтоб звук только в одну сторону шел, к укрывшемуся:

— Кто там есть? Выходи!

Навстречу шагнул среднего роста крепкий воин. Вгляделся и — распахнул объятья:

— Ну, здрав буди, Федор, не чаял тебя живым увидеть! Вижу, не признаешь меня после двух лет разлуки. Я князь Товтивил, тот, кто твою свадьбу с Вайвой-Радугой сговорил. Опоздал я и здесь, как вижу...

Глава 7

— И чем вы тут занимаетесь, старые греховодники? — если женский голос и звучал в Нигде, то это было совершенно не часто, почти Никогда. — Опять потянуло на развлечения?— Нет, Лайма, за развлечения у нас обычно отвечаешь ты, — прозвучал Промжимас вновь почти бесплотно. — Разве не помнишь ты, Сестра, как влюбилась в одного молодого человека? И почему вошла тогда в тебя такая блажь, что ты стала приходить к нему каждую ночь и зачем-то душить его?— Бедняге пришлось обратиться к знахарю за советом и посулить богатую награду, — продолжил повествование Оккопирмос. — Тот предложил юноше в глухую полночь под пятницу отправиться в чащу леса, срубить молодой дубок, вытесать из него деревянный гвоздь и заткнуть им дыру в стене дома, через которую ты влезала, Сестра.— Что же ты сделала со знахарем, Сестра? — в Промжимасе внезапно проснулся неприкрытый интерес.— Так, ничего особенного, — небрежно, как могло показаться, отмахнулась от вопроса морская Владычица. — Просто отрезала ему яйца и прикрепила под носом вместо усов, Братья.— Гм. Однако... — пробормотал негромко владыка Судьбы.— Молодой человек так и сделал, Сестра, — Предвечный мог бы олицетворять в этот момент богиню Терпения, ежели бы та решила осчастливить своим появлением Ничто. — На следующую ночь ты, как обычно явилась, а он и заткнул дырку в стене деревянным гвоздем. Потом до утра он лежал и слушал, как в том углу, где дыра, что-возилось и царапало — ты пыталась, как нашкодившая кошка, выдернуть гвоздь, сбежать и замести следы. А когда рассвело, юноша проснулся, увидел девицу редкой красоты, влюбился и женился на ней. Так, Сестра?

Лайма молчала.— Ты прожила с ним несколько лет, Сестра. Тебе не было скучно? — поинтересовался Промжимас.Лайма молчала.— Я завершу, — произнес Оккопирмос. — У тебя было от него несколько прекрасных детей, Сестра. — Понравилось заниматься этим с человеком, Сестра? — спросил бог Судьбы.Лайма молчала.— Ты была на диво кротка, тиха и послушна в браке, Сестра. Но приключилась единственная странность: ты не могла ни начать, ни закончить ни одного дела: кому-то следовало его начать, ты будешь прекрасно работать, но и закончить дело должен кто-то другой. Твой муж, Сестра, долго хлопотал, чтобы прекратить эту странность. «Отверзи дыру», — говорила ты ему...— Да, я говорила ему, Брат. Я ему говорила... — Дайму буквально прорвало.— «Отверзи дыру, — говорила ты ему, — перебив собеседницу и как ни в чем не бывало продолжал рассказ Предвечный. — И может быть тогда и я смогу начать и закончить дело?» Ты упросила его, Сестра, вынуть-таки гвоздь. И на следующую же ночь ты ушла от своего мужа.— Ты забыл, Брат, что после того я каждый вечер по четвергам приходила к нему незамеченной и приносила