Не дожидаясь ответа, Мэтт повернулся кругом и пошел навстречу своим коллегам. Бен проводил их взглядом, пока они не скрылись в магазине, потом сел в джип и завел мотор.

– Он прав, – сказала Кэсси.

– Я могу с этим справиться, – упрямо повторил Бен.

– Возможно. Но зачем вам это? Зачем проходить через это, если у вас есть выбор?

– У меня нет выбора. Это моя работа, Кэсси.

Она не отвечала, пока городские огни не скрылись в ночной тьме у них за спиной, а когда заговорила, ее голос зазвучал глухо:

– Спросите себя, хотела бы Джилл, чтобы вы увидели ее такой? Если вы не знаете ответа, я вам подскажу: ответ отрицательный.

Бен понимал, что она права.

– Ладно. – Несколько миль прошло в молчании, затем он снова заговорил: – Мне очень жаль, что Мэтт так с вами обращается. Он просто упрям, как мул. И впервые столкнулся с делом, которое может оказаться ему не под силу.

– Я понимаю.

– Не обижайтесь на него.

– Я не обижаюсь. Мне и раньше не раз приходилось сталкиваться с подобным отношением, поверьте. С его стороны совершенно естественно мне не доверять.

– Он просто не может примириться с мыслью о том, что в нашем тихом городке появился маньяк-убийца.

– В это и впрямь нелегко поверить.

Бен почувствовал, что состояние шока, в котором он пребывал до сих пор, постепенно проходит, сменяясь леденящим душу ужасом.

– Господи боже мой, три женщины убиты меньше чем за неделю! И мы понятия не имеем, кто их убил и почему! И не знаем, скольких еще он убьет, прежде чем мы его схватим. Вы были правы. У нас появился серийный убийца.

– Боюсь, что так.

– Бекки... Айви... Джилл. Помимо того, что все они были белыми женщинами, между ними практически не было ничего общего.

– Они посещали одну и ту же церковь? Бен задумался:

– Нет. Бекки и Джилл – да, они принадлежали к той же баптистской церкви, что и я, но Айви была методисткой. А что?

– Я точно не знаю. Было что-то такое в том, как он выложил эти монеты, – словно они были на алтаре или что-то в этом роде. Это заставило меня подумать о церкви. – Кэсси пожала плечами. – Но это не ясновидение, просто предположение.

– Продолжайте, тут есть рациональное зерно.

– Думаете, я смогу вам помочь своими догадками? Вряд ли, если не появятся новые данные. Сознание серийного убийцы так... необычно, так субъективно, что почти не поддается осмыслению, если не считать очевидных выводов, а они нам уже известны. Белый мужчина, поскольку он убивает белых женщин. Молод, видимо, страдал в детстве. Но помимо этих общих фактов, мотивации убийцы понятны только ему одному и связаны с переживаниями, о которых мы понятия не имеем. Гадать о них бесполезно, во всяком случае, пока мы не будем знать гораздо больше, чем сейчас.

– Должен быть какой-то общий мотив.

– Такой мотив есть, и для самого убийцы он очевиден. Но сумеем ли мы когда-нибудь воспроизвести его рассуждения – я сомневаюсь, – вздохнула Кэсси. – В безумии нет логики.

– Стало быть, чтобы поймать безумца, мы сами должны рассуждать как безумцы?

– Я бы воздержалась от такого совета, – очень тихо сказала Кэсси. – Эта бездна куда коварнее, чем вы можете вообразить.

На этом дискуссия завершилась, и несколько минут спустя они подъехали к дому Кэсси в полном молчании. Поскольку спешить обратно в город ему было незачем, а впереди – он в этом не сомневался – его ждала бессонная ночь, у Бена не было желания просто высадить ее у крыльца и уехать. Но, провожая ее до крыльца, он заметил, как поникли ее плечи. Она была истощена и телесно и духовно. Вряд ли ей сейчас покажется желанной его компания.

Она его удивила.

– Мне бы не помешала чашка кофе. А вы что скажете? – спросила Кэсси, отпирая дверь.

– О, я с удовольствием, большое спасибо. Кэсси отключила сигнализацию, а потом провела Бена в свою уютную, ярко освещенную кухню.

Бену не сиделось на месте, пока она варила кофе, он и сам не заметил, что мечется по комнате, пока Кэсси не заговорила снова:

– Вы не должны себя винить.

Он проверил заднюю дверь, убедился, что она заперта, а новый прочный засов задвинут до упора.

– В чем именно?

– В смерти Джилл.

Бен обернулся и увидел, что она стоит спиной к раковине, скрестив руки на груди и не спуская с него глаз... Этих серьезных и печальных серых глаз. Ему хотелось возразить, объяснить, что его это вовсе не волнует, но он не слишком удивился, когда с языка сорвались совсем другие слова:

– Я должен был ее предупредить.

– От этого ничего бы не изменилось, – возразила Кэсси. – Шериф верно заметил: Джилл и в голову не пришло соблюдать осторожность воскресным днем, направляясь в свой собственный магазин. Никто не может быть настороже двадцать четыре часа в сутки.

– Но вы же можете.

На этот раз нотка досады, прорвавшаяся в голосе, безусловно, его удивила. Почему ее сдержанность и отчужденность так его раздражают?

– Это совсем другое дело.

– Неужели?

Она передернула плечами и отвела от него взгляд.

– Мы говорим не обо мне. Вы ничего не могли предпринять, чтобы спасти Джилл. Примиритесь с этим.

– И что я должен делать? Жить дальше, как будто ничего не было?

– У нас нет выбора. Вся наша жизнь – это череда потерь. Смерть уносит близких, дорогих нам людей. А нам надо жить дальше. Или самим умереть.

– Знаю, знаю. – Настала очередь Бена беспомощно пожимать плечами. – Но от этого не легче. Ей было тридцать два года, Кэсси. Всего тридцать два года. Она прожила здесь всю свою жизнь и считала, что ей ничто не угрожает.

– Не ваша вина в том, что произошло.

– А чья в этом вина?

– Его. Этого подонка, крадущегося в тени. Если его не остановить, он запятнает себя новой кровью.

– Он запятнает себя не только этим. Он нарушил жизнь этого города. Все уже изменилось; Мэтту пришлось удвоить количество дежурных, чтобы только отвечать на звонки, с тех пор, как стало известно об убийстве Айви. А когда в утренних газетах появится известие о смерти Джилл... Мы не успеем оглянуться, как этот город превратится в осажденную крепость. Три убийства за четыре дня. Три женщины жестоко убиты, одна из них – в своем собственном доме.

Кэсси отвернулась, чтобы разлить кофе по чашкам, и еле слышно проговорила:

– Очень скоро люди начнут искать, на кого бы свалить эти убийства.