Но чтобы поджечь квартиру… Для этого она должна была вернуться! Это такой риск! Нужно иметь очень серьезную причину! Неужели все дело в этом проклятом пейзаже?!"

Саша снова нажала кнопку звонка и уже было собралась уходить, когда за дверью послышался сонный женский голос:

– Сейчас, подождите…

Лязгнули замки, и дверь чуть-чуть приоткрылась. Саша обрадовалась, увидев лицо разыскиваемой женщины, соседки, да еще в тех же красных бигуди. Видимо, женщина не снимала их всю ночь.

– Вы к нам? – удивленно спросила женщина и вдруг узнала Сашу:

– Я вас вчера видела. Вы приезжали!

– Мне нужно с вами поговорить, впустите, – умоляюще сказала Саша. – Очень нужно!

Женщина заколебалась, оглянулась, немного успокоилась.

– Ладно, заходите, только тихо, муж еще спит, – сказала она, впуская Сашу в квартиру.

Хозяйка провела девушку на кухню. Квартира была точной копией той, где жили Корзухины. Но у Корзухиных не было ремонта чуть ли не со времени постройки дома. Здесь же все сияло чистотой, новенький кухонный гарнитур, дорогой и безвкусный. Над кухонным столом в фальшивой «бронзовой» раме висел «роскошный» натюрморт рыночного производства. "Уж могла бы поддержать соседку и купить у нее приличную картину, – подумала Саша, взглянув на это роскошное убожество в рамке. – Хотя корзухинские картины выглядят бледно по сравнению с такой «прелестью».

– Квартиру-то опечатали, – сообщила соседка, включая электрический чайник и принимаясь срывать с головы бигуди. Она бросала их в пустую миску, и бигуди звонко щелкали о фарфор. Она причесалась несколькими яростными взмахами щетки, и у нее над макушкой взвилось пышное каштановое облако. – Кстати, меня зовут Валентина Георгиевна.

Саша представилась и объяснила, что она художница, недавно заинтересовалась творчеством Корзухина, ей импонирует его манера письма, а тут вокруг него закипели такие страсти.

– Неужели все картины украли? – спросила она.

– Все-все, – кивнула Валентина Георгиевна. – Мне ли не знать!

– А вы что – все его картины видели?

Женщина усмехнулась и объяснила, что она живет здесь уже двадцать пять лет. Была знакома с Катиными родителями, а когда Катя вышла замуж, стояла в первых рядах у подъезда и кидала в новобрачных конфеты, «чтобы жизнь казалась слаще».

Женщина насыпала себе и гостье кофе, налила кипяток, сделала глоток и наконец окончательно проснулась.

– Конечно, я видела его картины, я ведь часто к ним заходила, – вздохнула она. – Я ему говорила: «Ваня, напиши что-нибудь посимпатичнее, я у тебя первая куплю!»

– А он?

– Он только улыбался. Симпатичный мужик, хотя и с придурью, как все они… – Валентина Георгиевна выразительно округлила глаза. – Семейка подобралась та еще. Даже Артемка был ненормальный. Никогда не гулял, ничем, кроме книжек, не интересовался. Потому и вырос такой больной, заморенный.

Женщина охотно поведала, что часто поддерживала нищих соседей. То денег им займет, то хлеба, молока купит, если Иван опять в бегах, а Катя больна. И все бескорыстно. О какой корысти речь, если денег у них никогда не полилось, а картины Ивана ей были не нужны?

– А раньше их никогда не обкрадывали? – поинтересовалась Саша.

– Никогда. По-моему, воры просто так в квартиру не полезут. Ну, что с них взять? Даже на дверь посмотришь, и сразу ясно – живут какие-то нищие.

– А Катя вам не говорила, какую именно картину у нее украли?

Женщина завела глаза к потолку и задумчиво произнесла:

– Да чепуху какую-то очередную… Пейзаж, она сказала. Что-то на тему деревни… Не помню я эту картину.

– Не помните? – разочарованно переспросила Саша. Конечно, она не рассчитывала, что соседка способна в мелочах припомнить похищенную картину. Но девушка надеялась, что та запомнит хоть какие-то детали. Однако соседка покачала головой и снова принялась за свой кофе.

– Нет, не видела я этого пейзажа. Да честно говоря, если бы и видела, то не запомнила бы. И почему его украли? Ничего стоящего Ваня все равно нарисовать не мог. Или мог, но не хотел, – поправилась она.

– Почему же Катя не продала эту картину? – поинтересовалась Саша. – Ведь ей, наверное, предлагали хорошие деньги?

– Ага, Катя говорила, что покупательница предлагала двести долларов, а потом пятьсот. Но я, честно говоря, решила, что Катя мне мозги пудрит.

За пятьсот можно картину приличную купить, какая дура будет отдавать такие деньги за неизвестного Корзухина? Кто его знает? Кому он нужен?

Валентине Георгиевне больше не требовались наводящие вопросы. После вопроса о деньгах она необыкновенно оживилась и сама поделилась всеми своими впечатлениями. Рассказала, как трудно жили Катя с Артемом, каким никудышным мужем и отцом был Иван. Еще раз повторила, что в последнее время у Кати даже хлеба было не на что купить, так что рассказ о пятистах долларах за картину действительно казался выдумкой больной женщины. Наконец она дошла до событий того вечера, когда погибли Катя и Артем.

– Я выносила мусор на улицу в контейнер. Когда шла обратно, лифт уже не работал, он у нас каждый час ломается. Пешком перла на шестой этаж.

Остановилась передохнуть на площадке и случайно посмотрела наверх, вижу, у Катиной двери стоит какая-то дама и жмет на звонок. Я ей крикнула, что звонок давно перегорел и чтобы она стучала.

Она на меня посмотрела… – Валентина Георгиевна презрительно поджала губы. – Как на вошь какую-то. Бывают такие дамочки, ничего из себя не представляют, только мужья у них богатые, а уж корчат рожи…

Судя по рассказу, дама выглядела шикарно. Даже обидевшись на нее за презрительный взгляд, Валентина Георгиевна не могла обойти тот факт, что женщина все же красивая, стройная и одета великолепно.

– На ней была коротенькая шубка – я уж не разглядела, то ли из темной норки, то ли из соболя. Не из кролика, во всяком случае. В ушах – вот такие камешки! – Валентина Георгиевна жестом изобразила серьги. – Можно сказать – на каждом ухе по хорошей машине, если на деньги пересчитать! На голове – круглая шапочка, из того же меха, что и шубка.

Саша уже плохо владела собой. Она все больше убеждалась, эта дама – ее заказчица. Когда Валентина Георгиевна добавила, что сначала ей показалось, что дама не русская, так как внешность имела «довольно южную», у Саши не осталось никаких сомнений. Это была она, ее заказчица!

– А часов в десять вечера ко мне приплелась Катя, – возбужденно рассказывала Валентина Георгиевна. – Вот именно – приплелась, по стеночке пришла, лицо даже не бледное, а синее какое-то. Я даже хотела «скорую» вызвать, но она сказала, что не надо, само пройдет.

Катя рассказала, что только что у нее была женщина, которая очень интересовалась картинами Ивана и хотела купить один из пейзажей. Но муж, по словам Кати, очень дорожил именно этим пейзажем и всегда держал его отдельно, обернутым в старый холст. Катя показала его гостье только потому, что та так восхищалась творчеством Корзухина, она хотела увидеть все картины! Дама попросила продать эту картину, но Катя ей отказала. Покупательница надбавила цену, но Катя стояла на своем, объяснив, что продаст любую картину, кроме этой.