надеялся «ужать» установку в 10 раз, разместить её в любых подсобных помещениях на «Звезде» и получать на выходе порядка 5 литров топлива в час. Всё это я планировал произвести и установить на заводе Беляева. Это бы с лихвой покрывало расход топлива моим двигателем, так как я не собирался бегать из порта в порт без остановки, а, в основном, просто стоять, где мне будет интересно и полезно для здоровья, тем более, что у меня и так было на борту шесть солнечных панелей и один маленький ветровой генератор с лопастями вертикального, башенного типа. На борту был опреснитель на две тонны воды в сутки, и я мог всегда разнообразить меню ловлей рыбы. Была озоновая установка для обеззараживанья воды, если бы я стал брать воду с берега или из озера. В любом случае установка «Дрозд-5» увеличивала мою автономность до бесконечности. На рыболовном траулере — заводе производится очень много отходов, это не пищевые породы рыбы, рыбные потроха, протухшая рыба, отходы жизнедеятельности большого экипажа, загрязненные воды машинного отделения и так далее. Производственные отходы идут на производство рыбной муки, которую необходимо ещё продать, а тут всё будет конвертироваться в топливо. Найти места на траулере такого типа для двух тонн оборудованья вообще не проблема. Я думал, что Александру будет вполне понятна вся выгодность этой идеи. Ещё я хотел покрасить палубу «Звезды» в коричневый или зелёный цвет. У меня есть ещё какие-то неизвестные мне находки в железяках, которые тоже надо открыть на заводе и по возможности без чужих глаз.

Так спокойно и размеренно я и прибыл почти на рейд Клайпеды. Созвонился с Александром и договорился о месте для моего дредноута на его причалах и о встрече с ним завтра утром.

Запросив разрешение о проходе ворот порта я с ходу вошёл в порт и, до наступления ночи, успел ошвартоваться у причала. Сначала я ласково притерся к причалу левым бортом и один береговой матрос перешёл на борт яхты. Он подал приготовленные мною концы матросу на берегу. Концы закрепили, и я заглушил двигатель. Затем включил освещение палубы, поел и пошёл спать в каюту. Пока засыпал вспоминал какими проблемами всегда были приходы и отходы в портах СССР. Набегало множество людей от пограничников и таможенников, до портнадзора и стивидоров. Бумаги оформлялись часа четыре. Была даже частушка о том «с чего начинается Родина, со шмона в твоём рундуке…» дальше сплошная похабщина. Опять спал как хомячок без сновидений.

Утром пошел в управление капитана порта и оформил приход яхты в порт за 10 минут. Затем взял такси и поехал к Александру. Мы не виделись более двадцати лет и, конечно, сильно постарели за это время. Было что рассказать и о чём вспомнить. Затем договорились о модернизации яхты, сговорились о цене, которая была вполне средней, правда обговорили, что по факту завершения работ скорректируем цену. Затем я пригласил его на яхту, чтобы показать найденные мною вещи на барже.

Вместе поехали на яхту. Его машину пропускали на причалы, поэтому мы подъехали прямо к борту. В салоне я ему показал изделия из янтаря, поднятые мною со дна пролива. Он тоже решил, что это части янтарной комнаты, увезенной нацистами в неизвестном направлении во время войны. Я попросил его подержать эти вещи у себя, так как ходить с ними по морю было очень небезопасно. Придет таможня или какая полиция — греха не оберешься. Договорились, что он осторожно провентилирует вопрос с их сбытом и оплате всего остального, что я с его помощью предполагал поднять из глубин моря с затонувших барж. Мы погрузили «образцы» в его машину, и он уехал.

Часа через два приехал инженер судоремонтного завода, я передал ему чертежи установки «Дрозд — 50» и объяснил, что я хочу получить в итоге, посмотрели маленький трюм для хозяйственных нужд, где я предполагал установить установку. Договорились, что он пришлет завтра рабочих сделать замеры по месту установки, и он увез чертежи на завод для перерасчета и переделки, так как я хотел всё уменьшить насколько это будет можно сделать, чтобы вся установка поместилась в трюм. Расходную цистерны грязных вод для переработки установкой, измельчитель твердых отходов и шнек подачи их в установку решили разместить на главной палубе по бортам, чтобы не лазить каждый раз в трюм. С тем и расстались. У меня ещё оставалось много времени, и я пошёл в город. Побродил по Клайпеде, вспоминая где бывал с женой лет двадцать пять тому назад, поскучал и зашел в ресторан подкрепиться.

Обычно я ем очень мало в связи с начинающимся диабетом и строгой диетой, чтоб потом не глотать таблетки и уж точно не мучать себя уколами, но литовская кухня мне очень нравится, и я немного решил побаловать себя. В такие минуты очень бывает одиноко. За соседним столиком тоже одна сидела женщина лет сорока, белокурая, чуть полноватая и с приятным славянским лицом, по одежде какая-то бизнесвумен эмансипе. Было не удобно завязывать разговор, да и очень трудно я схожусь с людьми, не знаю, как себя вести, это наследие специальности. Начиная с должности старшего помощника капитана и до капитана включительно твоя должность предполагает забыть о панибратстве с другими членами экипажа судна, особенно на «судах мертвецов», то есть на судах дешёвого флага в плохом техническом состоянии. Держать команду общемирового сброда в подчинении очень непросто. Вот поневоле становишься одиноким и отвыкаешь от нормального общения с людьми. Поэтому мы в молчании насладились предложенной едой и разошлись по своим делам. Посетил парикмахерскую, но по сравнению с парикмахерами в Турции это было не так приятно. Турецкая парикмахерская или баня, это целый ритуал, после которого ты идешь очень приятно уставший и словно переродившийся заново. Советую всем попробовать, и, если вам попадется мастер своего дела, то не пожалеете. Была у меня когда-то подруга юности моей далекой, правда в другом городе и вовсе не в Литве, но турецкой бане и даже брадобрею она бы дала сто очков форы и всё равно бы выиграла. Жаль умерла бабка пару лет тому, старше меня была лет на семь. О чём это я? Седина в бороду, а бес в ребро? Вот так ходишь-бродишь один по ночному городу, а потом брык и в морге, и радуется тебе только патологоанатом и то пока ты ещё свежий. Не легка ты жизнь пенсионера, ох нелегка. И покатился колобок нах хаус железный. И была ночь и стало утро, дня другого.

По