А любовь… Неоднозначное, амбивалентное, удивительное чувство… Бывает, слышишь столько слов «люблю», а в ответ молчишь. Внутри только страх обмануть, потерять, предать и неистовое желание согреть, сохранить этот еще пока тусклый огонек. Люди сменяются быстро, как кадры на ленте проектора. И когда мы подбираемся к финальным титрам, вдруг становится понятно, что молчание и таило в себе любовь, первую, назойливую и незабываемую, а в словах была пустота, которая теперь убивает тишиной и одиночеством морозного утра.

Сколько времени потрачено. Сколько прожито… Но теперь, казалось, это было не про Миронова. Уснул Виктор Демьянович поздно, а встал рано, но в этот раз его разбудил запах запеченного сыра на горячих бутербродах прямиком из печки, которые Света приготовила специально для него — на завтрак своему любимому мужчине. Утро было идеальным, теплым, нежным, в пастельных тонах, так что даже не хотелось никуда уходить из этого чудесного мира уюта и спокойствия. Но ночной звонок сидел где-то глубокой занозой в голове, которая не давала спокойно наслаждаться трапезой в компании любимой женщины. Занозой, которая шептала: «Время не ждет, действуй!»

В эту секунду Миронов поймал себя на мысли, что по-настоящему хорошо не будет никогда. То есть хорошо бывает. Но вот так чтобы абсолютно — никогда. Сидите вы ночью на пляже. Море шелестит волнами и слегка ласкает ваш слух, перед глазами яркая и божественно прекрасная луна в окружении сотен кляксочек-звезд, а рядом близкий человек. Вы говорите, пьете вино, вдыхаете соленый воздух. Хорошо. Или, например, ночь… Вы на кухне у подруги. Были посиделки, но вас осталось всего двое или трое, остальные ушли спать. И вот вы просто сидите и слушаете музыку, потягивая сигаретный дым. Хорошо. Или вот вы в выходной день наконец-то выбрались за город на шашлыки. Хорошо. Или в парк. Хорошо. Или в кино. Тоже хорошо. Везде хорошо. Но до предела, до возвышенного благоговейного восторга от бытия — нет. Какая-то надоедливая мысль о том, что вот сейчас, еще чуть-чуть и все кончится, или неспособность уснуть после этого пережитого «хорошо» портят все. И от этого не становится плохо. Хорошо все так же. Это как мгновение перед первым поцелуем — самое вкусное, но оттенок печали о том, что все вот-вот закончится, всегда незримо идет возле нас. Какое-то подсознательное стремление к боли. Даже нет такого слова, которое может описать то блаженное чувство, на пороге которого мы, случается, оказываемся, но никогда не переступаем его. Жить хорошо, но не…

Завтрак был прекрасен. Горячие бутерброды источали дивный аромат, который соединялся с легкой дымкой от темного, как самые черные южные ночи, кофе. Булка приятно хрустела, а сыр никак не хотел отрываться, растягиваясь в длинную теплую жвачку-макаронину. Виктор Демьянович неторопливо поедал эту великолепную стряпню, а Света в халатике сидела рядом, грациозно положив ногу на ногу, и медленно попивала кофеек, не сводя сонных глаз со следователя.

МВД не торопился звонить в уголовный розыск и рассказывать коллегам о ночном звонке, он сегодня вообще никуда не торопился. Сердце, конечно, колотилось от мысли, что надо действовать, но тело с головой упорно сопротивлялись, заставляя следователя делать все размеренно, как будто смакуя каждую секунду этого утра. Миронов вальяжно надел свежую рубашку, от которой исходил приятный цветочный аромат кондиционера для белья; повидавшие виды, но еще вполне сносные брюки и потертые ровно настолько, чтобы казаться в меру ухоженными, зимние ботинки.

В тяжелые рабочие будни Миронов уходил из дома, когда было еще темно, а приходил, когда было уже темно. И хотя впереди был еще как минимум месяц холодов, зима постепенно шла на убыль, поэтому рассвет с каждым днем наступал все раньше и раньше. Когда МВД вышел из дома, было уже светло. На улице стоял тот хороший мороз, при котором достаточно прохладно, чтобы чувствовать дуновение зимы, но не настолько, чтобы пальцы ног, руки и лицо коченели при каждом порыве ветра.

Сегодня Виктор Демьянович пошел пешком. Уголовный розыск располагался не слишком далеко — всего в сорока минутах ходьбы. За это время можно было окончательно проснуться благодаря морозу и подумать, даже не важно о чем, лишь бы настроить мысли в нужной тональности.

«Кто все эти люди, что живут за этими окнами? Их, вернее даже, нас — так много, — подумал следователь. — Каждая оконная рама — это чужая жизнь, другая история побед и поражений, счастья и горя…» Кто-то встает рано утром и торопится на работу, кто-то встает еще ночью и каждый раз латает свою старую колымагу, лишь бы завелась, потому что она кормит семью и больше не на чем работать. Кто-то встанет, когда захочет, потому что выходной или временно ничем не занят. Кто-то отпахал ночную смену и только-только подбирается к теплой постели, чтобы погрузиться в беспокойный дневной сон под шум проснувшейся улицы и встать через восемь часов для нового витка ночной работы. Каждому свое… Сколько жизней — столько историй. Каждая по-своему ценна и по-своему ничтожна. Мы так редко думаем о том, кто живет рядом с нами, кто проходит мимо нас на улице, в транспорте, в магазине… А вдруг тот, с кем вы проведете остаток дней, прошел мимо вас вот только сейчас или стоит где-то рядом, в одном вагоне метро, трамвая, у соседней двери автобуса или троллейбуса? Может, вы встретитесь еще не раз, но в других обстоятельствах, и снова не запомните друг друга, опять пройдете мимо, пока судьба, провидение или вселенная не сведет ваши жизни в две максимально близкие друг к другу параллельные временные линии. Стоит только представить, как нас много, мы заполонили собой всю нашу планету… И пожалуй, отравляем ее собой. Отравляем и себя. Однако нелепо было бы предполагать, что мы таим в себе угрозу для природы. Она, поверьте, не глупее нас, и знает, как спастись. Но как спастись нам? И от кого? От самих себя. Может, просто нужно немножко подумать о том, кто живет в каждом из этих окон…

А у Миронова в последнее время не было своего окна. Такого окна, которое больше никому не принадлежит, ни за кем не числится. Его старая квартира пустовала, хотя, впрочем, иногда он навещал свои окна — там у него их было много. Теперь же он делил окно с женщиной, поэтому оно всегда было чистым и опрятным, с выстиранными и аккуратно выглаженными занавесками. МВД любил, когда все менялось быстрее, чем он успевал к этому привыкнуть, но любил только в теории. Ему нравилась мысль о неприкаянности путника, о постоянной дороге, о переезде с одного места на другое. Но вот эти мысли стали явью. Виктор Демьянович жил в новом месте с новыми людьми. Ему было уютно, хорошо, тепло со Светой, но он еще не успел привыкнуть, и теперь следователя часто посещали мысли, что без постоянства, без тех вещей, что определяли его в прошлом, он постепенно становится невидимым, как будто куда-то пропадает, как сигнал мобильного телефона в глубоком лесу.

«Но, наверное, это все блажь великая, — отгонял от себя грустные мысли МВД. — В конце концов, ведь есть те, у кого вообще никогда не было своего окна, и его всегда приходилось делить еще с кем-то, иногда вопреки любым желаниям и против своей воли. Кому-то от рождения не дано своего собственного, даже самого маленького окошка. Так как же тогда разглядеть этот мир изнутри большой коробки?..»

Детских домов, или как они назывались официально — Государственных казенных учреждений «Центр помощи детям, оставшимся без попечения родителей», в городе было всего три. Вернее, один располагался близко, в центре, а два других — довольно далеко в области, и непонятно было — вроде бы мальчика подобрали за пределами города, но расположение двух приютов и место обнаружения не имели ничего общего друг с другом, как и с местом, где располагался городской детский дом. Да и, в целом, какое отношение мог иметь приют для несовершеннолетних к делу, расследуемому уголовным розыском? Пожалуй, за исключением одного нюанса. Миронов давно уже силился понять, почему они не могут отыскать хоть какую-то информацию о ребенке и почему не объявляются его родители? Разве что родителей у мальчика попросту нет, а сам он детдомовец. Это могло многое объяснить и дать хороший толчок в раскрытии дела. Понятно, что нужно наведаться во все три казенных учреждения, но с какого начать? Виктор Демьянович решил, с того, что ближе. И последний вопрос, который, увы, оставался без ответа, как и многие другие: от кого был этот ночной звонок и заслуживает ли он полного доверия?