— Пожалуй, тебе лучше присесть.

— Перед тем, как садиться, я, с вашего разрешения, хотела бы все же узнать, кто вы такой. — Я складываю руки на груди.

Он усмехается, и я бросаю на него суровый взор, пытаясь прекратить это неуместное веселье. Однако безрезультатно.

Отсмеявшись, он вздыхает.

— Если я заверю, что я на вашей стороне и нахожусь здесь лишь затем, чтобы защитить вас, ты присядешь и позволишь все объяснить?

Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь отыскать там злобу или лживость, но читаю лишь честность.

Кивнув, я сажусь. В конце концов, он спас меня от гончих. И хотя мне еще не выдалось возможности поговорить с Эдмундом, ясно, что они с Димитрием знакомы.

Димитрий опускается рядом со мной. Несколько мгновений он смотрит в костер, а потом начинает:

— Мне вообще не полагается здесь находиться. Я… пересек границы, чтобы попасть сюда. Священные границы, кои нельзя нарушать.

Я устала и замерзла, но пытаюсь подавить досаду.

— Почему бы вам не рассказать мне всю правду?

Он кивает. Глаза наши встречаются.

— Я член Совета Григори.

— Григори? Но я думала, Совет Григори призван создавать и хранить законы Иномирий.

— Так оно и есть, — просто отвечает он.

— Тогда почему вы здесь?

— Я был послан присматривать за тобой, пока ты ищешь недостающие страницы и ключи к пророчеству.

— Присматривать за мной? Вы имеете в виду — защищать меня?

Он глубоко вздыхает.

— Не совсем.

Я встревожена.

— Может, тогда объясните в точности, для чего вас послали?

— Чтобы удостовериться в том, что ты не используешь в поисках запретную магию.

Он произносит это единым духом, и я с запозданием осознаю, почему ему понадобилось столь длинное вступление.

— Вас послали шпионить за мной?

Ему хватает совести хотя бы покраснеть.

— Лия, пойми, пророчество существует уже много веков, но никогда еще не было столь близко к исполнению. Никогда еще в Иномирьях не верили, что конец и в самом деле не за горами. Что Самуил может воцариться в этом мире и, возможно, в том тоже. Мы, как никто иной, хотим, чтобы пророчество завершилось, хотим увидеть покой в Иномирьях. Но события… вырвались из-под контроля, кто-то должен следить за ситуацией. Это всегда было задачей Совета Григори.

Я думаю о сестре, и во мне вскипает ярость.

— Так значит, я нахожусь под вашим надзором? А как насчет Элис? Кто следит за тем, как она нарушает законы Григори?

— Мы пытались следить за Элис. — В голосе его звучит поражение. — Но безрезультатно. Даже призрачное воинство признает власть Совета Григори — хотя бы внешне, но Элис — она не чтит законов Иномирий, не признает нашу власть. Хуже того, она достаточно могущественна и умеет странствовать по Равнинам так, что мы не замечаем ее. Мне больно это признавать, но она неподвластна нам. Сдается мне, даже воинству не под силу ее обуздать.

— Тогда зачем они заключили союз с ней? Зачем действуют с ней заодно?

Димитрий вскидывает руку, успокаивая меня.

— Потому что не могут заполучить тебя. Элис — их самый могущественный союзник в физическом мире, более могущественный, чем многие падшие души, что ждут здесь прибытия Самуила. А все потому, что она связана с тобой. Через нее они надеются дотянуться и до тебя.

Я качаю головой.

— Но ведь Элис… Она не имеет на меня никакого влияния. Мы с ней во всем — в целях, в стремлениях — враги.

Димитрий наклоняет голову.

— Однако не правда ли то, что если она зовет тебя, ты приходишь на зов? И она приходит, если ты зовешь ее. Разве не правда то, что ты видишь ее призрачный облик в ночь, когда она странствует по Равнинам? Что она видела тебя, хотя ты находилась за тысячи миль от нее?

— Да, но я совсем не собиралась. Я не хотела показываться Элис, пересекать границы Иномирий. Я сама же первая и изумилась, когда она подняла голову и посмотрела прямо на меня.

— Я знаю. Мы все знаем, что законы Иномирий нарушаешь не ты, а Элис. Элис пускает в ход свое колдовское мастерство. Но дело-то не в этом, верно? По крайней мере, сейчас. — Он берет меня за руку. — Дело в том, что вы с ней неразрывно связаны пророчеством, Лия. К тому же вы — сестры-близнецы. Все это известно и призрачному воинству, однако у них нет уверенности, что Элис обеспечит им преимущество добиться главного: проникнуть Самуилу в физический мир через Врата. Через тебя, Лия. Но они не могут себе позволить потерять ее. До сих пор она была им верной помощницей, их глазами и ушами в физическом мире. Накаляют ситуацию — недостающие страницы.

Тепло костра, тихий голос моего собеседника почти убаюкали меня, ввели в состояние, близкое к трансу, однако упоминание о недостающих страницах заставляет меня встряхнуться.

— Страницы? А они-то какое отношение имеют к Элис — ну то есть, помимо ее нежелания, чтобы я их нашла?

Димитрий выглядит удивленным.

— Ну… я хотел сказать… Никто ведь не знает точно, что там написано. Страницы спрятаны давным-давно. Мы знаем лишь, что в них содержатся указания, как покончить с пророчеством. Логично предположить, что любые подробности касаются как Врат, так и Хранительницы. Полагаю, падшие души предпочтут сохранить при себе Элис, пусть даже непокорную им, чем разделаться с ней, а потом обнаружить, что она им необходима.

Я поворачиваюсь к костру, обдумывая в наступившей тишине все, что поведал мне Димитрий. Вопросы, сплошные вопросы призраками скользят в голове. Потрясение, испытанное при встрече с гончими, и загадочные слова Димитрия — все это трудно осознать и обдумать. В голове остается только одна мысль. Мысль, что прорывается, пробивает себе дорогу из бездн растерянного сознания.

— Вы сказали, что пересекли границы, чтобы попасть сюда. Границы, кои нельзя нарушать. Что вы имели в виду?

Димитрий вздыхает и отворачивается к костру. Должно быть, пришел его черед искать ответы в языках пламени. Он глядит себе на руки и отвечает:

— Совету Григори не должно вмешиваться, не должно становиться ни на одну сторону пророчества. Мне полагается наблюдать за тобой издалека. Некоторое время я так и делал, через Равнины. Только…

— Да? — спрашиваю я.

Он поднимает голову и устремляет на меня взгляд сверкающих черных глаз.

— Я не смог удержаться. Не вмешаться. Потому что с первого мгновения, как увидел тебя, почувствовал… ну, в общем, что-то почувствовал.

Я приподнимаю бровь. Пусть на краткий миг, но мне становится смешно от того, как он выбирает слова.

— Что-то?

Впервые с нашей встречи на берегу реки Димитрий улыбается.