– Валиде, разве вам позволено?

– Да, раз в неделю.

– В какой-то определенный день недели? – Селиму вовсе не хотелось, чтобы мать снова завела разговор о власти, и он старательно отвлекал султаншу на другое.

– Вот еще! – фыркнула Михришах Султан. – Неужели я буду подчиняться таким глупым правилам? Я буду приходить, когда захочу, и так часто, как пожелаю. Я валиде, и никто, даже султан, не посмеет запретить мне видеться с сыном.

Селим рассмеялся: он снова видел перед собой свою мать, готовую свернуть городские стены Стамбула, если понадобится.

В Старом дворце, конечно, далеко не так удобно, как в собственном, но Михришах Султан сумела устроиться, потеснив многих других одалисок. На завистливое ворчание и недовольство не обращала ни малейшего внимания:

– Пусть будут счастливы видеть меня так близко! Это им не удавалось при прежнем султане, не удастся и позже. К чему обращать внимание на ворчание ничтожеств, не сумевших даже завоевать положение при дворе?

В ее словах был резон, ведь попавшая в гарем Мустафы III совсем девочкой строптивая грузинка сумела не только стать икбал и кадиной, родив султану наследника, но и взять Повелителя в руки, вынудив его отчитываться о каждой встрече с наложницей. С тех пор как Михришах Султан стала валиде наследника, шехзаде Селима, султан встречался со своими одалисками тайно! Властная натура Михришах не терпела соперниц даже просто рядом.

Куда Эме до такой…

Сама девушка начала приходить в себя после получения нового статуса – рабыни. Нет, она ни в малейшей степени не смирилась, отказываясь признавать себя невольницей, но мысли о волнах Босфора из головы выбросила, разве только как о пути бегства домой.

Но вот бежать уже не очень хотелось. Бежать означало потерять надежду оказаться в объятиях любимого. Эме просто раздваивалась.

Одна ее половина смотрела вдаль на воду Босфора или моря с мечтой уплыть на Мартинику, во Францию, в Италию… куда угодно, лишь бы туда, где она будет считаться свободной. Даже рождалась фантазия пробраться во французское посольство, переправиться во Францию и уже оттуда приехать с какой-нибудь миссией в Стамбул, чтобы свободно увидеть Селима.

Но вторая половина грустно констатировала, что это невозможно. Даже если удастся сбежать и добраться до Франции, не оказавшись снова в плену у пиратов, даже если она станет королевой Франции, Селим для нее будет потерян. Единственная возможность принадлежать шехзаде – подчиниться воле его валиде. Какой бы ни была Михришах Султан, Эме ей благодарна, ведь именно султанша купила ее у пиратов и предназначила своему сыну.

Думая о Селиме, Эме ужасалась: а вдруг с ним что-то случится?!

Но Михришах Султан после переезда принялась активно обустраиваться и наводить в Старом дворце свой порядок, чем страшно досаждала не только одалискам, но и евнухам: она командовала, приказывала, распоряжалась… Это означало, что у шехзаде все или почти все хорошо. Будь это не так, едва ли беспокойная валиде занималась своими делами, а не делами сына.

Конечно, Михришах Султан занималась делами сына, она ежедневно посещала Селима в Клетке, за несколько дней переносила ему половину библиотеки (делая вид, что забыла передать еще одну совершенно необходимую шехзаде книгу, причем передать только лично, она навещала запретную территорию так, словно была хозяйкой и там), доставила два сундука с одеждой, множество мелочей, большей частью совершенно ему ненужных, и каждый день передавала сладости, которые Селим тут же раздавал евнухам.

Оставленные почти без присмотра слуги и Эме с Далал жили сами по себе.

После их переезда из Кючюксу во дворец Михришах Султан прошло всего несколько дней, девушка не успела привыкнуть ни ко дворцу, ни к этой стороне Босфора. Азиатская сторона была куда тише и проще. На европейской, где дома Стамбула встали на месте домов бывшего Константинополя либо просто сменили хозяев, вместе с утренним криком муэдзинов начинался шум, заглушить который не могли даже сады дворцов.

Далал говорила, что в султанском Топкапы совсем тихо, там даже в покоях второго двора придворные объясняются на языке жестов, чтобы не мешать своей болтовней Повелителю. А уж в гареме и того тише, разговаривают шепотом, передвигаются бесшумно.

– Значит, в Старом дворце лучше, свободней? Тогда почему же все рвутся в Топкапы?

– Здесь, – Далал обвела рукой вокруг себя, – все, кто не нужен султану. Сюда попадают наложницы и рабыни прежнего султана и те одалиски нового, которые больше его не интересуют.

– Но Айше Хатун, которая должна родить сына, тоже здесь?

– А где же ей вынашивать ребенка, не у султана же перед глазами?! – возмутилась такой бестолковостью подопечной Далал. – Накшидиль, ты словно вчера родилась!

Далал теперь уже на примере конкретных девушек, живших в Старом дворце, объясняла устройство гарема султана.

– Самая главная здесь Айше Хатун…

– Ты же вчера говорила, что главная женщина гарема – Эсме Султан, сестра Повелителя?

– В обоих дворцах – Топкапы и Старом – да, но она управляет гаремом. Не перебивай. Айше Хатун, если родит сына, станет кадиной – женой Повелителя.

– Будет свадьба?

– Свадьба? Зачем? Нет, султаны много лет не женились, потом султан Сулейман ради своей Хасеки Хуррем нарушил этот обычай, женились на своих наложницах и их сыновья, а потом снова пошел разлад – кто хочет, конечно, называет кадину законной женой. Для этого достаточно просто привести кадия и перед ним сказать, что признаешь женщину своей женой. Это неважно, ведь положение от этого не меняется, дети все равны, а наследником станет тот, кого назовет султан…

Чуть помолчав, словно споткнувшись, добавила:

– Или янычары…

Сокрушенно вздохнув каким-то своим мыслям (Эме уже научилась не вызнавать, что это за мысли, все равно не скажет), Далал продолжила:

– Разие, Жасмин и Фирузе – икбал. А Амина и Шехсувар даже были кадинами.

– Их разжаловали?

Далал не поняла вопроса, пришлось объяснить:

– А… нет, не разжаловали, просто они родили девочек, и Повелитель больше не взял их к себе на ложе. Шехсувар родила девочку, когда Повелитель еще был в Клетке, потому малышка долго жила вне дворца, но теперь ее привезли сюда. Зато она названа в честь сестры султана – Эсме.

– Что значит «икбал»?

– Это значит, что они побывали на ложе у Повелителя. Возможно, не раз, но либо не сумели родить ему ребенка, либо родили, но дитя не выжило. А Шевкефза, Рахиме, Рабия… – Далал перечислила десяток девушек, – были гезде.

– А это что?

– Это значит, что Повелитель их заметил, но к себе не взял, просто поинтересовался, как зовут. Остальные джарийе, то есть служанки.

– А я?

– А ты к султанскому гарему отношения не имеешь и считаешься джарийе Михришах Султан. И лучшее, что ты сможешь сделать, – родить будущему султану сына, дождаться, когда тот станет новым султаном, и превратиться в валиде – мать Повелителя, главную женщину империи. Но для этого надо не просто слушать, раскрыв рот, а учиться.