– А правда, что рыжие волосы у женщины есть признак ведьмы? – спросил бывший счетовод.

– Один из признаков, сын мой! – по привычке сказал бывший монах, но Шустер осадил его:

– Я уже не сын твой, а ты – не мой пастырь!

– Увы, это действительно так, сын… – и тут же поправился. – Это действительно так, Рудольф!

– И я, и ты стали жертвами козней этой рыжей ведьмы! А ведь она осталась безнаказанной! – Шустер залпом выпил свой шнапс, а Алоизий вымакал его хлебом остатки соуса из его тарелки.

– Не нам, обычным слабым людям, наказывать грешников! – смиренно произнес бывший монах. – И не наше дело разоблачать ведьм…

– Но если на лесной тропинке тебе встретится змея, ведь ты убьешь ее?

– Скорей обойду, – покачал головой Алоизий.

– А если она заползет в твой дом или в твой сапог?

– Тогда у меня не будет другого выхода…

– Сейчас у нас тоже нет другого выхода. Ты уже доедаешь чужую еду, чтобы удовлетворить голод. А что с тобой будет дальше? И что будет со мной?

– Но мы не можем изменить предначертание судьбы, сын мой! Вернее, Рудольф…

– Однако, изменить последствия злодейского колдовства мы можем!

– Каким образом? – Алоизий впервые заинтересовался разговором. В отблесках печного огня его худое, испещренное морщинами лицо казалось застывшей маской злого духа.

– Если ведьма куда-то улетит на своей метле, то кто станет счетоводом?

Алоизий пожевал пустым ртом.

– Не знаю. Кроме тебя в замке нет грамотеев…

– Вот именно! Пусть я допускал ошибки, но я много лет выполнял свою работу! И худо-бедно справлялся со своими обязанностями. Если место освободится, то меня вернут на прежнюю должность! А тебя я опять сделаю своим помощником вместо этого дурака Бартольда, который считает на пальцах!

– Но куда улетит рыжая Клара? Я даже не уверен, что она умеет летать!

– Ведьма заслуживает наказания! И ее надо вычеркнуть из списков живых!

– Увы, сын мой… То есть Рудольф, эти списки даже раньше не находились в моем ведении…

– Хватит играть словами! Я думаю, ты знаешь человека, который сможет это сделать за хорошие деньги. Ведь тебе исповедуются во всех самых страшных грехах!

– Это будут плохие деньги, Рудольф! Причем независимо от суммы! А вот если ты купишь мне шнапса, то они будут хорошими… Ведь деньги сами по себе не хороши и не плохи, все зависит от цели, на которые их тратят…

– Так что ты скажешь на мое предложение?

Бывший монах надолго задумался.

– Я действительно знаю такого человека! – наконец, сказал он.

– Тогда мы можем выпить за исполнение задуманного! – скрывая радость, сказал Шустер и заказал еще шнапса. Они с удовольствием выпили.

– Он из деревни Моосхам, его зовут Гюнтер, – продолжил Алоизий. – И на исповедях каялся в убиении людей…

Бывший счетовод прищурился.

– А почему он каялся тебе, а не в своем приходе?

– Сие мне неведомо! – Алоизий сложил ладони перед грудью и поднял очи к закопченному бревенчатому потолку. – Но, по моему разумению, он не очень доверял моосхамскому пастырю и опасался огласки…

– Почему же он не переселился сюда?

– Увы, я не умею читать мысли, а языки часто лживы, – не меняя позы, ответил бывший монах. – Он говорил, что здесь нет для него работы. Возможно, это соответствовало действительности…

– А кем же он работал?

– Сын мой, ты путаешь исповедь с допросом в Святой инквизиции! – улыбнулся Алоизий одними уголками губ. – Могу только сказать, что это угрюмый и нелюдимый дикарь, которого боятся даже соседи. Его считают полоумным: старые люди помнят, как он в детстве забавлялся тем, что сдирал кожу с лягушек, убивал ежей и прочую живность… Он скуп, очень жаден и, по моим наблюдениям, за деньги готов на все! Так что, не вздумай его обмануть!

– Я не собираюсь этого делать! У меня достаточно денег, и, в отличие от многих, я догадался их спрятать! – снисходительно ответил Шустер и заказал еще шнапса. Дело шло на лад. Оставалось оговорить детали.

– Надо узнать, где она бывает, – сказал бывший счетовод. – Но сделать это тайно.

– Поручи Хельмуту Юргенсу, – бывший монах указал корявым пальцем на пустой стол, за которым обычно сидели разжалованные таможенники. – Он очень обижен на рыжую бесовку, к тому же ему нужны деньги.

Шустер последовал его совету. На следующий же день он угостил Юргенса пивом с мясным пирогом и завел задушевный разговор.

– Вы с Мозером, как и я, и все остальные, пострадали ни за что, – говорил он, а молодой человек внимательно слушал. – А та злодейка, которая разрушила наши жизни, сама ворует так, что вам и не снилось! Если найти, куда она прячет деньги, то я пойду к Господину и разоблачу эту тварь! Но у меня нет уже той ловкости, которая нужна для этого дела. Если ты выследишь – куда она ходит и с кем общается, то справедливость восторжествует!

И Шустер положил на стол серебряный шиллинг. Юргенс жестом, которым ловят мух, тут же смел монету в свой карман. Опытный счетовод, пусть и разжалованный, нащупал самые чувствительные струны в его душе: месть и корысть!

– По рукам! – не задумываясь сказал он.

Юргенс следил за Кларой больше двух недель. Оставаться при этом незамеченным было трудно: она почти всегда находилась среди тех, кто знал Хельмута, да ещё в таких местах, где появление уволенного таможенника вызвало бы вопросы. К тому же женщина почти никогда не оставалась одна. В таможню ее всегда сопровождал рыхлый увалень Бартольд, после работы провожала до дома благодарная Грета или любительница поболтать Эмма, а то и сам начальник стражи Кёниг. Изредка она выходила в Управу к Вагнеру, а иногда кастелян сам приходил в канцелярию. Только с хозяевами некоторых обозов, идущих из Италии в глубину Австрии или наоборот, она общалась наедине: не привлекая внимания, будто случайно, подходила, перебрасывалась парой фраз и шла дальше по своим делам. В людской толчее это не бросалось в глаза.

Юргенс был зол, мстителен и упрям, поэтому принялся следить за ненавистной рыжей чертовкой даже ночью. И регулярная слежка дала интересные результаты. Оказалось, что ночью к Кларе заглядывает господин управляющий Вагнер, а иногда и господин Кёниг, да и сама она поздно вечером, когда людей на улице практически не оставалось, выходила из дома и в укромном месте встречалась с некоторыми из обозников, с которыми переговорила днем. То ли она им что-то передавала, то ли они ей – этого Юргенс точно сказать не мог. А по четвергам она заходила в маленькую дверь пустовавшей Северной башни и проводила там несколько часов.

Результаты своих наблюдений Хельмут пересказал Шустеру, и он очень обрадовался.

– Видишь, значит, в башне она хранит свои ценности и через торговцев передает деньги сообщникам или родственникам! – воскликнул он. – Теперь мы сможем расставить для нее ловушку!