одна жара; огонь испепелял все, и вот мы горим в восторге этого бытия — голые-голые-голые люди, их тела сверкают, словно лысина, их ноги обуты в резиновые тапочки — только бы не подцепить болезнь! — и на их головы надеты шляпы.

Итак — огонь, огонь, великий Агни, но я не в силах его выдержать, я кидаюсь вон оттуда и вижу каплю холодной воды — ура — неужели это мираж?!

Потрясающий мозамбик

И я странствовал по далекой Японии и вдыхал ее великие ароматы — всякие вишни и атомные бомбы. Японцы ходили по улицам, закрыв глаза. Один человек свернул свою голову набок, словно птичка-невеличка, и безмятежно спал, шагая по улицам. Я тоже спал или не спал, а потом увидел большой черный дом, который стоял на мрачном переулке, упираясь в небо.

Когда я сидел в комнате этого дома, в дверь позвонили. Я пошел открывать и увидел, что передо мной стоят на лестнице пятьдесят резиновых людей.

— Аааа!! — закричал я в ужасе и бросился из окна.

Я разбился на множество кусочков, и мне это так не понравилось, что я оставил все эти кусочки валяться, а сам пошел куда глаза глядят.

Было утро, я встал и решил выпить кофе. Я прошел по комнатам дома, и все ласково приветствовало меня и говорило мне “доброе утро”.

Я сел на кухне — новый день начинался и еще не собирался кончаться. И кофе был черным, как дьявол, и так далее.

А люди спали прямо на перекрестках и явно видели хорошие сны.

Пятерку в угол!!!

Глава восемьдесят шесть

Москва бурлила, по ней скакали машины, ездили автобусы, спешили люди, тусовались хиппи. Наш дом стоял как скала — он был старым и вечно молодым. Но я потерял к себе интерес. Отказаться от самости нужно, чтобы получить счастье.

Итак, я сидел около дверей. После курения во рту у меня было нехорошо, но я был готов к дальнейшим событиям. Ну, что еще намечается в программе? Сегодня у нас ожидалась вечеринка с большим количеством друзей и знакомых. Для этого я обойду сейчас свои владения — мой большой черный дом, и прочие места: дело в том, что моему “я”, как выясняется, нужны эти четыре стены вокруг, чтобы всячески себя проявлять, а внутри чтобы никого не было. Люди надоели уже на улице своим неумным существованием, надоело все на свете, надо делать не знаю что — надо не делать не знаю что. Картинки разных цветов.

Надоела тупая реальность, в которую тыкают носом, а также нереальность, которая приедается своим материализмом.

Но вот скоро будет опять характерная вечеринка, которая должна состояться, словно как всегда.

Я захожу в свой дом, отпираю ключом мой сад — они находятся в центре города, это — утопия; в моем саду ничего не растет, зато в моем доме водятся домовые и все что угодно. Мой дом стоит серо-черный, словно покрытый копотью, он похож на страшные тюремные здания или на что-то старое и заброшенное; внутри там пыль и очарование; я выхожу, на цыпочках, боясь потревожить все, что передо мной может открыться, туда-сюда бегают крысы, и темные углы шипят и пугают. Паутина, лабиринты и Бесконечность — все как в космосе (или хаосе).

На сегодня я жду гостей — добро пожаловать ко мне в гости! Мы будем пьянствовать, веселиться и делать все, что полагается в таких случаях, ибо я имею флэт, а это обязывает к веселью и дуракавалянию.

Как баран, я смотрел на двери — они были все заперты, но потом я плюнул на них — это был всего лишь навсего мир дверей; я посмотрел в огонек своей сигареты и сразу очутился в другом месте, где царствовала вечеринка, трагическая и прекрасная; и здесь были друзья, вино и бабы, и я не чувствовал себя одиноким.

Часть вторая

Вечеринка у Иванова

Мы сидели на полу, и музыка раздавалась около нас — кто-то танцевал, размахивая ногами, кто-то курил, кто-то наливал вино или коньяк, а кто-то просто сидел, погруженный в свои мысли, и не понимал, что происходит.

Комната, словно Вселенная, была полна людьми и разговорами, но все только начиналось, еще раздавались еле слышные звонки, и я бросался сквозь весь черный дом, открывал двери, и новые люди приносили новое вино и сливались со всем тем, что уже было.

Мой друг Петя задумчиво сидел в углу и курил уже почти кончившуюся сигарету. Остальные бурлили, как водопад.

— Хряпнем! — кричал кто-то, и все подставляли, что у них было под рукой — стаканы, чашки или ладони.

Сколько смеха! Мы пили шампанское, потом шли танцевать — о, великих гроздий сок…

Вечеринка существовала и жила, хотя все, что происходило, было полно сумбура и абсурда.

И разноцветные друзья прыгали и падали в танце, словно конфетти.

— Хряпнем! — кричал кто-то.

Неожиданно я заметил среди всяческих людей какую-то миловидную девушку, которая мне сразу понравилась, и я решил с ней познакомиться. Я подошел, решил заговорить с ней, но тут меня отвлек какой-то большой волосатый друг, который спросил у меня, как дела.

— Нормально, — сказал я ему.

— Ну что, понял ты теперь? — спросил друг.

— Что?

— Ну как же! Помнишь прошлый разговор? Об уменьшении?

— Какой еще разговор? — недоумевал я. — Уменьшение? Нет… Не помню…

— Ну как же! — настаивал друг, потрясая волосами. — Неужели не помнишь?.. Об уменьшении ты меня спрашивал?

— Нет…

— Ну и память же у тебя! — сказал друг и отошел.

Я стал искать глазами девушку, но она куда-то пропала и потерялась среди друзей. Но я абсолютно не помнил того, о чем спрашивал этот волосатый. Может быть, что-нибудь такое и было, но я не помню. К тому же сейчас я нахожусь в своем большом и черном доме и помнить ничего не обязан.

А девушка ускакала от меня, как лань. И музыка все продолжалась и продолжалась, словно жизнь или смерть, а над моим домом нависла, словно туча, какая-то черная магия; и по лицам друзей прыгали тени, и была прекрасная ночь.

“Не хочу в нирвану!” — думал я, рассматривая все, что было реально. Хотя это еще большой вопрос — какая степень реальности есть в этом во всем, но мой дом был воистину прекрасен в ночной тиши, в нем скрывались тайны, и где-то здесь была комната, в которую нельзя было входить, потому что в ней находилось нечто сверхтаинственное.

Гости продолжали мило веселиться и говорить всякий вздор, бред и чепуху. Мальчики заигрывали с девочками, девочки — с