Третьего дня девушка стала интересоваться состоянием его кареты и проезжимостью дорог в Санкт-Петербург. Слава богу, он выиграл это состязание с невестой!

Глава 8

Конечно, он не стремился сегодня же отослать нежданную гостью из поместья. Во-первых, она могла бы страшно обидеться и отказаться уезжать из принципа. Во-вторых, он имел к ней определенные чувства. Это была еще не твердая мужская любовь, а ветреная эмоция легкомысленной молодости. Нет, Андрей Георгиевич чувствовал, что к нему пришло тяжелое и всевластное понимание, что без нее он уже жить не может и лучше бы она совсем жила под его боком, вселила бы, любила, мешала, в конце концов!

И потом эти весенние дороги с их ледяной водой и грязью, когда на зимних санях уже поздно, а на летних каретах, на одной из которых имела глупость выехать Настя, еще рано. Российские дороги имели такое состояние, которые называли одним словом — непроезжаемость.

К тому же Андрей Георгиевич совершенно случайно узнал об одном якоре, который, в общем-то, надежно привязывал невесту к поместью. Ее служанка Марья! Точнее, ее сильная обоюдная страсть с Гаврилой. Вот ведь успели!

Когда помещик на правах хозяина прижимал его к крепостной невесте, он ничего серьезного не имел. Ну, надо было, честно говоря, разделить двух девушек, чтобы непрестанно целоваться ему с Настей. И потом, от застрявшей и, кажется, даже сломанной кареты ей же надо было как-то добираться? А в поместье, когда служанка мешала уже обоим, и он только попросил дать ей временно дополнительное жилье, он же не говорил подселить ее рядышком с покоями Гаврилы? Он как раз заселился даже не комнату, а в закуток и получил возможность приводить к себе девок.

Что уж там у них случилось, но Гаврила пришел с красной щекой, видимо, от крепкой затрещины, а Марья невзначай показывала, когда не осторожничала, приличный засос на шее. И оба такие шалые, но прямо-таки весенние зайцы на грядке. Как тут их разделишь, если такая лубофф!

Уже на второй день (!) Гаврила бросился к нему в ноги с просьбой разрешить жениться. М-да, что же тут будешь делать. Макурин лишь спросил о благословении родителей, Гаврила ответил, что уже благословили — и кнутом за поспешность и иконой, что б была крепкая любовь. На всякий случай поинтересовался он и согласием его любви. «Жених» только усмехнулся. Его благоверная, если надо, сама потащит под венец своего избранника.

Что тут скажешь? Сам-то он разрешение барина даст легко. Сложность в том, что молодые были крепостные разных баринов. Точнее барина и барыни, но все равно разных. Пришлось Андрею Георгиевичу надевать так сказать дипломатический фрак и идти на переговоры.

Нет, сложностей здесь особых не было. Обе девицы — барышня и служанка — сидели в позах счастливых подружек и лили радостные слезы. Ну он их насильственно разделил. Причем Марью, после того, как она категорическиотказалась «понимать» Макурина, пришлось просто вынести из покоев барыни и передать из руки в руки жениха с жестким требованием не мешать «их благородиям» говорить. А после этого в перерывах между поцелуями провести блиц-переговоры.

«Барыня», счастливо всхлипнув за свою служанку, согласилась продать ее за символическую плату в пять копеек серебром, но с тем условием, что она останется у ней в услужениях.

Андрей Георгиевич, конечно, согласился. Они все равно вскоре сами обвенчаются и будут мужем и женой для государства и перед Богом. И все имущество у них станет общим.

Настя опять всхлипнула, уже за себя, и нежно его поцеловала. На что, разумеется, Макурин не смог не ответить и поцеловал ее сам. Поцелуйный обряд занял у них довольно длительное время, после чего они окончательно решили, что «перекупят» Марью уже в Санкт-Петербурге. Можно, разумеется, и в уездной канцелярии совершить этот акт справедливости, только зачем? Все одно, приезжать в столицу, где Настя будет жить постоянно, а Андрей Георгиевич пока временно. Там Гаврила с Марьей обвенчаются и проведут первую брачную ночь. Попаданец, правда, подозревал, что первый секс у них уже был, но греховные мысли держал при себе. Ведь вскоре обвенчают молодых и кто потом будет попрекать мужнюю жену в потере девственности? Да и дети всяко появятся уже в церковной связи родителей.

А в амурных шалостях своих слуг они не ограничивали. Да и некогда было. Настя постоянно рыскала в Березовом или хотя бы была в каретном сарае, где тщательно наблюдала за неспешным ремонтом кареты.

У Макурина, оказывается, был неплохой каретный мастер, купленный еще лет двадцать назад прежним барином Аркадием Митрофановичем. Сейчас он, к сожалению, уже был староват, сед и немного глух, но при помощи двух подмастерий успешно выполнял заказ высокопоставленной для него гости.

Подмастерья, эти, кстати, были выданы буквально на днях лично Андреем Георгиевичем. То, что он не знал про мастера в поместье, был его промах. Но он его исправил энергичными действиями. Мастеру Илье была дана красненькая бумажка для стимулирования при ремонте кареты и одновременно учебы подмастерий. Барин ему и дальше обещал «обильный корм» и доброе жилье за хорошую работу. При этом, «если покажется» ему была посулена мастерская в уездном центре, оные подмастерья и дополнительно кухарка.

В этих хлопотах Андрей Георгиевич не раз вынуждено, как это тогда говорилось, ехал в уезд. Дела требовали и по каретной мастерской, перемещающейся туда, и свадебные проблемы Гаврилы с Марьей, требующих бумаг по каждому движению, и текущие вопросы поместья, и наконец, собственные прожекты Макурина.

Буквально каждый клик пальца требовал строжайшего согласования с государством. Россия была Россией хоть в XXI веке, хоть в XIX. Другое дело, что в будущем будущей попаданец был и не последний, но все же рядовой гражданин, которого бюрократические служители могли пусть и вежливо, но отодвинуть. Люди то все обычные, то есть подвигнуть их было без особого страха. А в настоящем прошлом Андрей Георгиевич был чиновником свиты его императорского величества и камергером двора того же государя. То есть в провинции он был если и непосланником с небес, то где-то около того.

Одетый при помощи служанок и под строгим руководством Насти, увешенный наградами, пусть и не многочисленными, но какими! Один только наградной портрет государя императора Николая I весил больше, чем все награды местных чиновников вместе взятых причем в несколько раз. Ведь их им давало вышестоящее начальство, такое же мелкое с точки зрения престола, как и сам награжденные, а портрет вешал сам император