До настоящего момента.

– Ты еще тут ни с кем не подружился? – спросила она.

– Вообще-то нет. Адам, Джош и Хасан вроде нормальные ребята. А вот Оуэн не очень.

– Оуэн просто поганец, – сказала девочка.

Джейк уставился на нее.

– Но ведь куча людей такие, правда? – быстро произнесла она. – И не все, кто ведет себя, как друзья, на самом деле друзья.

– Ну, а ты?

– Я, конечно же, друг.

– Ты придешь и поиграешь со мной опять?

– Мне хотелось бы. Но не все так просто, понимаешь?

Сердце у Джейка упало, поскольку – да, он знал, что не все так просто. Он хотел видеть ее все время, но папа не хотел, чтобы Джейк с ней разговаривал. «Я здесь. Мы здесь. Новый дом, новая жизнь», – сказал бы он.

Или, по крайней мере, Джейк хотел бы видеть ее все время, когда она не выглядит такой серьезной, как сейчас.

– Скажи мне, – произнесла девочка. – Скажи мне стишок.

– Не хочу.

– Скажи.

– Если дверь прикрыть забудешь, скоро шепот слышать будешь…

– И остальное.

Джейк прикрыл глаза.

– Если выйдешь поиграть, приготовься умирать.

– Продолжай.

Казалось, что она едва здесь.

– Коль окно открытым будет, стук в стекло тебя разбудит.

– И?..

Слово прозвучало так тихо, что казалось, что это всего лишь ветер. Джейк сглотнул. Он не хотел произносить этого, но заставил себя, произнося слова столь же тихо, как и девочка.

– Если ты совсем пропащий, за тобой придет Шептальщик.

Зазвонил звонок.

Открыв глаза, Джейк увидел перед собой детей на игровой площадке. Оуэн был там с парой ребят постарше, которых Джейк не знал. Они наблюдали за ним. Воспитатель Джордж тоже был там, с сосредоточенным выражением на лице. Через секунду дети рассмеялись, а потом направились к входным дверям, оглядываясь на него через плечо.

Джейк посмотрел вбок.

Маленькая девочка опять исчезла. 

* * *

– С кем это ты там разговаривал на перемене?

Джейку хотелось не обращать внимания на Оуэна. Им полагалось писать от руки буквы в линованных тетрадях, и ему хотелось сосредоточиться на этом – ведь это как раз то, что им было велено делать. Оуэна это явно не заботило – он перегнулся через стол и не сводил взгляда с Джейка. Тому было ясно, что Оуэн из тех ребят, которым плевать на то, что ему говорят. Он также знал, что рассказывать Оуэну про девочку было бы очень плохой мыслью. Папе не нравилось, что он с ней разговаривает, но Джейк не думал, чтобы он стал бы над ним по этому поводу потешаться. Но не сомневался, что Оуэн будет.

Так что он просто пожал плечами.

– Ни с кем.

– Нет, с кем!

– Я никого там не видел. А ты?

Оуэн немного поразмыслил над этим вопросом, после чего откинулся назад.

– Это, – произнес он, – был стул Нила.

– Какой?

– Твой стул, болван. Он был Нила.

Оуэн, похоже, разозлился, хотя опять-таки Джейк не думал, что как-то неправильно поступил. Утром миссис Шелли сама показала, кому куда сесть. Так что не похоже, чтобы он намеренно захватил стул этого самого Нила.

– Какого еще Нила?

– Он был здесь в прошлом году, – сказал Оуэн. – Его здесь больше нет, потому что кто-то его забрал. А теперь тебе достался его стул.

В образе мыслей Оуэна явно имелась какая-то ошибка.

– В прошлом году все вы были в первом классе, – сказал Джейк. – Так что никакой это не стул Нила.

– Был бы его, если б его не забрали.

– А куда он переехал?

– Никуда он не переехал. Кто-то его забрал.

Джейк не знал, что и думать… бессмыслица какая-то. Родители Нила куда-то его забрали, но он не переехал? Джейк посмотрел на Оуэна, и сердитые глаза мальчишки были явно полны темного знания того, что он отчаянно пытался передать.

– Плохой человек его забрал, – буркнул Оуэн.

– Забрал куда?

– Никто не знает. Но он сейчас мертв, а ты сидишь на его стуле.

Девочка по имени Тэбби тоже сидела за тем же столом.

– Это просто ужасно, – обратилась она к Оуэну. – Ты точно не знаешь, что Нил умер. И когда я спрашивала свою маму, она сказала, что вообще нехорошо про это говорить.

– Он умер! – Оуэн опять повернулся к Джейку и показал на стул. – Это означает, что ты следующий.

Это тоже полная бессмыслица, решил Джейк. Оуэн не продумал все как следует. Для начала, что бы ни случилось с Нилом, он никогда не сидел на этом конкретном стуле, так что непохоже, чтобы на нем лежало проклятье или еще чего.

Вдобавок существовала гораздо более реальная возможность. Та, про которую, как он знал, ему нельзя говорить, поэтому секунду сохранял молчание. Но потом вспомнил, о чем девочка говорила ему во дворе и как одиноко он себя чувствовал, и Джейк решил, что если Оуэн будет так с ним обращаться, то почему бы в ответ точно так же не обращаться с Оуэном?

– Может, это означает, что я буду последним, – сказал он.

Оуэн прищурился.

– Как это прикажешь понимать?

– Может, плохой человек будет забирать весь класс одного за другим, и всех их будут заменять новыми мальчиками и девочками. Так что это означает, что Шептальщик заберет передо мной всех вас.

Тэбби испуганно ахнула, а потом разразилась слезами.

– Ты довел Тэбби до слез, – объявил Оуэн, как нечто само собой разумеющееся. Учительница уже направлялась к их столу. – Миссис Шелли, Джейк сказал Тэбби, что Шептальщик убьет ее, как Нила, и она расстроилась!

Вот так Джейк в первый же день заработал желтую оценку по поведению.

Папа будет очень разочарован.

День прошел получше, чем я ожидал.

Восемьсот слов – это, пожалуй, довольно скудный итог, но после месяцев, за которые не было написано ни строчки, хотя бы какое-то начало.

Теперь я все это еще раз перечитывал.

Ребекка.

Тогда это было про нее. Не сам по себе сюжет, даже не начало такового на данный момент, а нечто вроде первых строк письма к ней, – и читать его было тяжело. Пришлось вытащить так много счастливых воспоминаний, и я знал, что они так и будут вылезать на поверхность, когда я продолжу, но в то же самое время, как я ни любил ее, как ни скучал по ней так, что не выразить словами, я также не мог отрицать уродливое ядро негодования, которое, как мне чувствовалось, поселилось где-то у меня внутри – горькое разочарование от того, что остался один на один с Джейком, от одиночества пустой постели. Ощущение того, что я брошен на произвол судьбы, оставлен один на один разбираться с вещами, с которыми, как мне казалось, я никогда не справлюсь. Ни в чем из этого не было ее вины, конечно же, но горе – это варево из тысячи ингредиентов, и далеко не все из них удобоваримы. Все, что я написал, было правдивым выражением лишь малой доли того, что я чувствовал.