– Так вы же свой. Тут каждый крестьянин знал, что вы к нам едете. Все предупреждены.

Шульц немного растерялся от такого признания.

– И это армия? Никакой секретности. Никакой дисциплины. Единственное, маскировка хорошая. Да и то, штаб у вас на открытом месте.

– Это не штаб. Это для гостей. А штаб у нас там, – Тхи Лан указал рукой вглубь джунглей.

– А секретные документы почему здесь храните? – обратился Шульц к комбату.

– А как же без бумажек, – перевел Тхи Лан, – бумажки всегда нужны. Приезжают из штаба, нужны бумажки, чтобы гостям показать. Карты нужны, приказы.

– Слушайте распоряжение, – начал Шульц, твердо глядя в глаза Ну Меа, – изучить Устав. Наладить дисциплину. Выставить караулы. Собрать офицеров. Начинаем учебу прямо сейчас.

***

Шульц работал с командирами весь остаток дня. И по мере беседы опасения его то усиливались, то ослабевали. Офицеры и солдаты прекрасно понимали, что война не за горами.

– Последняя провокация американцев – это демарш эсминцев в Тонкинском заливе, – докладывал Шульц, – когда два эскадренных миноносца открыто крейсировали в прямой видимости базы торпедных катеров. К ним приблизилась пограничная охрана, но они продолжали наглую демонстрацию силы в территориальных водах. На предупредительные выстрелы ответа не было. Американцы пытались вторгнуться на секретный военный объект. Произошел огневой инцидент, один из эсминцев получил повреждения. Пользуясь этим случаем, Америка готова объявить социалистическому Вьетнаму войну. Империалисты вновь зарятся на свободу вашего народа.

– Как коммунист коммунистам, членам братской партии, я вам твердо говорю – не время, товарищи, расслабляться. Не время впадать в партизанщину. Империалисты во главе с США сделают все, чтобы погубить завоевания революции. Необходимо крепить дисциплину и встретить врага во всеоружии.

Командиры сосредоточенно и внимательно смотрели на него.

К войне вьетнамская армия была готова. Солдаты стреляли отлично. Мастерски маскировались. Совершали огромные марш-броски. При этом не умели ходить строем и нести караулы. Выслушав о танках и артиллерии, Тхи Лан усмехнулся:

– Товарищ советник, вы видели наши горы и наши джунгли? Это лучшая для нас защита. Здесь может действовать только пеший десант, а с ним мы справимся.

***

Обратно в Винь, на базу, они ехали уже в темноте. Привыкший к порядку и дисциплине Шульц раздраженно мял пальцами блокнот. Вокруг было темно, машину трясло, но Шульцу все хотелось записать еще какую-то важную вещь. Тхи Лан, хорошо знавший стратегию и тактику партизанской войны, наоборот, был весьма доволен, и не скрывал этого. Так они и не обмолвились ни словом, пока машина не остановилась возле гостиницы.

– До завтра, – Шульц вылез, с удовольствием разминая затекшие ноги.

– До свидания, – серьезно сказал Тхи Лан, – завтра увидимся.

Шульц проснулся позже обычного, сказалось переутомление последних дней. За окном светало. Шульц не спеша встал, заправил койку и начал одеваться. Утреннее умывание стало за долгие годы службы священным ритуалом, к которому он готовился не спеша, со вкусом. Вот и на этот раз он неспешно достал зубную щетку, пасту, бритву в аккуратном замшевом чехольчике, мыло, кисточку и расставил их в идеальном порядке на тумбочке.

И тут раздался резкий свист, мощный удар и оглушительный рев, от которого зазвенели стекла в окнах. Над городом, со стороны холмов, совсем низко прошла пара реактивных самолетов. Вьетнамцам на реактивных «МИГах» советские инструкторы категорически запрещали такие полеты. Шульц распахнул дверь и выскочил на маленький открытый балкончик.

Над городом разворачивалась пара самолетов со знакомым Шульцу силуэтом. На черных палочках фюзеляжей ясно выделялись горбики кабин пилотов.

– Американцы! – выдохнул Шульц. – Что они здесь делают?

Ответом ему был мощный взрыв внизу, в бухте. Над базой торпедных катеров поднялось плотное белое облако дыма. Земля ощутимо вздрогнула.

На базу заходила еще пара «Фантомов». Они пронеслись на малой высоте, оглушая ревом двигателей, земля снова вздрогнула. Вслед удаляющимся самолетам запоздало ударили зенитные пулеметы, а затем раздались частые хлопки пушек. Самолеты, будто заигрывая, развернулись, и уже плотной группой вновь ударили по городу.

На базе творилось что-то невообразимое. Оттуда поднимались клубы дыма, изредка просверкивали языки пламени. Непрерывно били зенитки, но их огонь абсолютно не мешал атакующим. Шульц ясно видел, что любимая им зенитная артиллерия не успевает за современным реактивным самолетом. «Фантомы» шли на средней высоте, и трассы пулеметов вообще их не доставали. Орудия, даже скорострельные, успевали сделать два-три выстрела, а цель уже пролетала мимо.

Самолеты снова развернулись и сделали еще один заход, нанося удар уже не по самой базе, а по зенитным орудиям и по жилым кварталам.

Шульц, забыв о бритве, выскочил в коридор, быстро спустился по лестнице и кинулся на улицу. Над головой мелькнула тень. По старой военной привычке Шульц прыгнул в канаву и вжался в землю, обхватив голову руками.

Сзади раздался мощный взрыв, по воздуху пролетели какие-то обломки, воздушная волна резко ударила по ушам. Как только обломки перестали падать, Шульц вскочил и вновь побежал в сторону горящих кварталов.

Он завернул за угол и замер. Прямо перед ним стоял дом, половина которого была снесена взрывом. Черный пролом дымился. А перед домом, в маленьком палисадничке, лежала женщина. Судя по всему, она была мертва. Одежда ее на спине промокла от крови. Рядом, тоже весь в крови, истошно кричал ребенок.

За войну Шульц видел много смертей. Гибли солдаты. Гибли друзья. Гибли враги. Такого количества трупов, которое он сам вынес после сражения под Прохоровкой, не дай, боже, увидеть никому. И Шульц привык. Нельзя сказать, чтобы он зачерствел душой или ожесточился. Он умел убивать, а значит, умел и принимать смерть. Но война всегда была отвратительна ему гибелью женщин и детей. Он никогда не убивал безоружных, и в душе тайно надеялся, что невинные не погибнут. А здесь первыми увиденными им убитыми были не солдаты, и даже не мужчины.

Шульц, забыв обо всем, кинулся к ребенку и попытался взять его на руки. Маленький мальчишка, захлебываясь слезами, ударил его кулачком по носу и рванулся обратно к матери. Шульц увидел, что тот не имеет серьезных ранений, а вся кровь течет из большого пореза на лбу. Шульц подошел к небольшому прудику, такому неуместно-мирному перед развалинами дома, достал платок и намочил его в воде. Вернулся к малышу и, не отрывая его от матери, стал аккуратно отирать кровь вокруг раны.

Сзади послышались голоса вьетнамцев. Кто-то что-то говорил Шульцу, но он не понимал слов. Молча передал платок в протянутую руку, развернулся и пошел дальше.

Перерыв после налета был не долгим. Шульц не успел попасть на базу, как в небе появилась еще пятерка самолетов и продолжила громить город. Шульц залег, и