Все, что нам известно, так это то, что люди неспособны создать по-настоящему «иное» мышление. Что бы мы ни придумали, оно будет отражать наши цели и ценности, а потому это «что-то» не сильно отклонится от человеческого мышления. Нам понадобилось бы пережить настоящую эволюцию, а не просто разработать эволюционные алгоритмы, чтобы на свет появился «иной» искусственный интеллект. Для этого нам пришлось бы пройти совершенно другой путь развития, радикально отличающийся от того, который привел к появлению человеческого интеллекта и «гуманитарного» ИИ.

Как же нам сделать так, чтобы заработала настоящая эволюция? Для этого нужны репликаторы, изменчивость и отбор. Как только все три компонента начнут работать, неизбежно возникнет эволюция. Насколько вероятно, что в результате ее разовьется «иной» интеллект? Вот вам кое-какие мои вычисления «на коленке».

Для начала прикинем, во что обошлось развитие невероятно сложных эукариотических клеток до мыслящих существ человеческого уровня. Этот процесс потребовал использования значительной части биомассы Земли (примерно 500 миллиардов тонн связанного эукариотами углерода) в течение приблизительно 2 миллиардов лет. Огромный объем эволюционной работы! Правда, мышление, сравнимое с человеческим, может появиться и за половину этого времени, даже за 10 процентов, если очень повезет, но вряд ли быстрее. Чтобы эволюция породила сложное поведение, нужно не только много времени, но и чашка Петри размером с поверхность Земли.

Предположим, что «иной» интеллект будет основан на кремнии, как весь современный ИИ. Эукариотическая клетка значительно сложнее, чем, скажем, чип самого современного центрального процессора Intel Core i7, как в плане аппаратного, так и в плане программного обеспечения. Далее, предположим, что нам удалось уменьшить такой чип до размеров эукариота. Оставим без внимания квантовые эффекты, которые помешают при этом надежной работе транзисторов. Не будем также касаться вопроса об источнике энергии. Нам пришлось бы покрыть земной шар 1030 микроскопических процессоров и позволить им общаться и бороться за выживание в течение 2 миллиардов лет, чтобы появилось настоящее мышление.

Да, скорость обработки данных у процессоров выше, чем у биологических клеток, потому что электроны перемещать легче, чем атомы. Но у эукариотов атомы работают массово-параллельно, тогда как электроны у четырехъядерного Intel Core i7 — только по четырем параллельным линиям. В конечном счете — по крайней мере, для того чтобы доминировать в мире, — этим электронам придется перемещать атомы, чтобы хранить свои программы и данные во все большем числе физических мест. А значит, их развитие существенно замедлится. Трудно сказать, будет ли кремниевая эволюция в целом быстрее, чем биологическая. Мы недостаточно знаем об этом. Я думаю, по скорости она может превосходить биологическую максимум на два-три порядка (если вообще будет превосходить), что приведет к появлению обладающего самосознанием «иного» интеллекта примерно через миллион лет.

Давайте представим другой сценарий: что, если «гуманитарный» ИИ станет настолько умным, что сможет самостоятельно создать «иной» ИИ? Тут вступает в силу второе правило Лесли Орджела: «Эволюция умнее, чем ты». Она умнее человеческого мышления. Она даже умнее, чем «гуманитарный» ИИ. И она намного медленнее, чем вам кажется.

Таким образом, риски, связанные с искусственным интеллектом, не являются его характерной чертой, а происходят из нашей склонности чересчур на него полагаться. Искусственный интеллект не эволюционирует в самосознание при нашей жизни. Этого не произойдет и через тысячу лет.

Я, конечно, могу ошибаться. Все-таки, мои вычисления «на коленке» предполагают применение устаревшего человеческого мышления для осмысления «иного» ИИ, который для нас, по определению, непостижим. Но это все, что мы можем сделать на данном этапе.

Где-то в конце 1930-х годов Сэмюэл Беккет записал в дневнике: «Мы ощущаем с удивительным смирением, что разум — не сверхчеловеческий дар… что разум эволюционировал в то, что он теперь из себя представляет, но его развитие могло, однако, пойти иначе». Замените «разум» на «искусственный интеллект» — и получите мой вывод.

Сезар Идальго

Адъюнкт-профессор медиалаборатории Массачусетского технологического института; автор книги «Как информация управляет миром и определяет историю Вселенной и живущих в них видов» (Why Information Grows: The Evolution of Order, from Atoms to Economies)[36]

Машины, способные думать? Это такое же заблуждение, как и люди, способные думать! Мышление подразумевает обработку информации, порождение нового физического порядка из входящих потоков физического порядка. Мышление — ценная способность, к сожалению, являющаяся не привилегией отдельных единиц, таких как машины или люди, но свойством систем, в которых эти единицы существуют.

Конечно, я сейчас веду себя как провокатор, поскольку на личном уровне мы тоже обрабатываем информацию. Мы действительно думаем — иногда, или, по крайней мере, нам кажется, что мы это делаем. Но наша способность мыслить — не полностью наша, мы ее взяли взаймы, поскольку аппаратное и программное обеспечение, которые мы используем, чтобы делать это, созданы не нами. Ни вы, ни я не развили в себе гены, которые помогли организовать наш мозг и язык, используемые, чтобы формировать мысли. Наша способность думать находится в зависимости от событий, которые предшествовали нашему земному существованию, от прошлых глав биологической и культурной эволюции. Так что мы можем понять и нашу способность думать, и способность машин подражать человеческой мысли только с учетом того, как способность единицы обрабатывать информацию соотносится с ее контекстом.

Представим человека, родившегося в темноте и одиночестве пустого пространства. Повода думать о чем-либо у него нет. То же самое было бы справедливо для изолированной и лишенной входящей информации машины. В таком контексте мы можем назвать нашу заимствованную способность обрабатывать информацию малым мышлением, поскольку это зависящая от контекста способность, которая возникает на уровне индивида. Большое мышление, напротив, является способностью обрабатывать информацию, воплощенную в системах, где отдельные элементы — машины или люди — это просто пешки.

Отделение малого мышления людей от большого мышления систем (куда входит процесс, который порождает аппаратное и программное обеспечение, позволяющее единицам заниматься малым мышлением) помогает нам понять роль «умных» машин в этом широком контексте. Наша способность мыслить не только заимствована, она также зиждется на употреблении опосредованных взаимодействий и на злоупотреблении ими. Чтобы человеческие/машинные системы могли мыслить, людям надо поедать ментальную отрыжку друг друга и снова ее изрыгать; иногда она принимает форму слов. Но, поскольку слова улетают с ветром, невероятная способность нашего вида мыслить зависит от более сложных приемов передачи и сохранения информации, которую мы производим: от нашей способности зашифровывать ее в материи.