Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Видно, не сложилось. Не судьба, как говорится, — грустно пошутил я. — Может, еще повезет, а? Вот ты подрастешь, и мы сделаемся с тобой настоящими товарищами…
— Спокойной ночи, — сказал сын.
У меня сжало горло: таким невыносимо равнодушным был его тон. Я наклонился и поцеловал его в щеку. Мне показалось, он вздрогнул. Как будто хотел от меня отстраниться.
— Дать тебе твоего раненого Братца Кролика? — спросил я.
Плюшевая игрушка лежала на подоконнике.
— Нет, — сквозь зубы молвил Александр.
Конечно, я разговаривал с ним, как с ребенком и ничего не мог с собой поделать. И он это почувствовал. Я вышел.
Спать не хотелось. Некоторое время я слонялся по дому, рассматривая развешанные по стенам навигационные приборы. Два жирных мастино неотступно таскались следом за мной. Впрочем, со стороны могло показаться, что это я таскаюсь за ними.
Поднявшись на второй этаж, я услышал бархатистый голос дяди Володи. У него всегда голос делается бархатистым и певучим, когда он окружен маленькими слушателями и вдохновенно им о чем-нибудь повествует. Через приоткрытую дверь игровой комнаты я увидел его самого, расхаживающего взад и вперед. На ковре были разбросаны подушки, через которые он всякий раз аккуратно переступал. На одном диване сидела неподвижная, точно кукла, Зизи и задумчиво следила за передвижениями дяди Володи. На другом, задрав ноги на спинку, помещался Косточка и время от времени с усмешкой отпускал отдельные реплики по ходу вдохновенной речи «друга детей».
Дядя Володя описывал прелести и выгоды здорового образа жизни в Деревне. Говорил о природе, которая круглый год таит в себе бездну непознанного, рассуждал о возможностях, которые сулит автономное существование в Пансионе. Со временем все в Деревне будет перестроено. Особым образом перепланируют территорию: лесопарки, луга, берег реки. Несколько гектаров земли перейдет в исключительное пользование детей. Он рассказывал о порядках, которые будут здесь заведены. Дескать, в этом вопросе он собирается руководствоваться не только обширными педагогическими полномочиями, которые дал ему Папа, но и, конечно, индивидуальными запросами и склонностями своих подопечных.
Косточка с усмешкой поинтересовался, как насчет введения в Пансионе телесных наказаний и карцера, чтобы уж действительно все было в строго классическом стиле. Как мне показалось, Косточка теперь не имел ничего против Пансиона.
— Надеюсь, — заметил он между прочим. — у нас не станут держать слабачков, вроде Александра.
Нечего и говорить, как меня огорчило и уязвило его несправедливое замечание. Я хотел вмешаться и объяснить, что мой Александр никакой не слабачок, а наоборот, показал себя, как настоящий человек, как самостоятельная и сильная личность. Потом решил, что не стоит вмешиваться. Этим я только наврежу сыну, который, кажется, и так затаил обиду за то, что я попытался помирить его с Косточкой. Тут была затронута его гордость. Лучше всего если дети сами между собой разберутся. Во всяком случае теперь Косточка не станет агитировать Александра насчет Пансиона. Не нравилась мне эта затея, вот и все. Сам принцип разделения детей и родителей был противоестественным. Кроме того, после сегодняшней выходки Косточки, после его рассуждений, которые сильно смахивали на Папин стиль, я засомневался, стоит ли вообще допускать, чтобы Александр находился под его влиянием. Косточка старше на целых два года, у него, возможно, кризис переходного возраста, другие интересы и склонности.
— Так ты говоришь, Папа и Мама обещали не вмешиваться в воспитательный процесс, и вообще в дела Пансиона? — уточнил Косточка.
— При условии, что вы все время будете у меня на глазах, — улыбнулся дядя Володя. — Если я буду вас контролировать…
— А с тобой можно будет выезжать из Деревни?
— Нет, вот этого никак нельзя. Такое условие. Никуда не выезжать… Да и поверь, нечего нам делать в Городе. Здесь у нас будет все, что нужно для жизни.
— Это я уже понял. Деревня охраняется не хуже Москвы.
— Москва охраняется снаружи, а Деревня не только снаружи, но еще и изнутри, — не без лукавства добавил дядя Володя.
— А ты, значит, будешь у нас вроде директора?
— Ну да, вроде того.
— Тогда я спокоен, — беспечно и даже фамильярно заявил Косточка. — Вот только если бы родители наведывались сюда пореже… Впрочем, у Папы все дела в Москве, да и у Мамы тоже.
— Нет, я так не хочу! — вдруг беспокойно воскликнула маленькая Зизи. — Я буду скучать по ним! Я хочу жить с папочкой и мамочкой!
— Не слушай его, Зизи, — успокоил ее дядя Володя. — Помнишь, что говорила Мама? Они будут приезжать сюда очень часто. Может быть, каждый день.
— Вот уж сомневаюсь, — сказал Косточка.
Дядя Володя снова принялся убеждать их, что они заживут тут весело и интересно, а главное, можно сказать совершенно независимо и самостоятельно, почти как взрослые.
Я спустился в гостиную, посидел возле азартно раскладывающих карты наших старичков, вытянул еще пару рюмок ликера, а затем заглянул на половину Мамы. Наташа и Мама были заняты тем, что по очереди примеряли туалеты и, болтая о всякой чепухе, критически обозревали себя в огромном зеркале. Господи, до чего ж мне сделалось грустно! Я вернулся в наши комнаты. Взглянул на Александра. Тот уже крепко спал. Он успокоился куда быстрее, чем я думал. Мне захотелось немедленно нестись в Москву. Можно было бы взять дежурную машину, подъехать до ближайшей железнодорожной станции, но для этого пришлось бы обратиться к Маме, чтобы она распорядилась, а этого мне сейчас совсем не хотелось. Я бы, пожалуй, отправился пешком, но и тогда, на выходе из Деревни, пришлось бы объясняться с охраной: те полезут со своими услугами проводить, запросят машину, опять-таки переполошат Маму и Наташу. Спать не хотелось, но я лег в постель и, выключив ночник, стал думать о Москве и об апартаментах, которые Папа подарил Майе. Я прекрасно, до мельчайших мелочей помнил структуру и компоновку Западного Луча. Апартаменты, как мне уже было известно, располагались почти на самом пике Москвы, а именно на сорок девятом этаже. Значит из окон отрывался великолепный вид на Москва-реку и на голубую стрелу Можайского шоссе.
Ясным днем с эдакой верхотуры вся гигантская панорама представала в обрамлении облаков, в синеве неба и сиянии солнца, которое на закате плавно опускалось в густые подмосковные леса. Ястребы, кружащие в поднебесье, казались оттуда чем-то вроде домашней птицы, а стаи пернатых внизу перемещались с места на место, подобно скоплениям мотыльков. Более низкие уровни — Лучи, расположенные ступенями, поблескивали сплошными поверхностями окон с тонированными стеклами разных оттенков. Через равные промежутки на уровнях, расходящихся наклонно в виде многоконечной звезды, голубели в округлых проемах искусственные водоемы, укрытые обширными сводами кровли из идеально прозрачного пластика. В вечернее и ночное время многочисленные прожектора мягко подсвечивали сложно пересеченные поверхности башен, и волны света, бегущие от одной отражающей грани к другой, преломляясь и перекрещиваясь, взбирались от подножия к самому верху.