– Что за группа такая? – удивился я.

– Необычные люди. Особо секретные.

– Полк особых людей? Я о таком и не слышал…

– Что делать! Я тоже не слышал. Но скоро сам познакомлюсь с ними. Здесь намечается такая грандиозная операция! Голова идёт кругом…

Эрнст Шуберт явно торопился, поэтому в палате задерживаться не стал. Он лишь напоследок сообщил, что моё дальнейшее лечение пройдёт в Германии. Так распорядился генерал Краузер.

Вот так новость! Но полковник больше ничего мне не сказал, очевидно, и сам не знал, пожелав лишь скорейшего выздоровления.

Когда за ним захлопнулась дверь, я стал размышлять о странностях судьбы. Больше всего я боялся, чтобы меня не засыпало в подземелье. Но так и случилось! Кроме того, я страстно мечтал оказаться дома, поработать на винограднике дяди Карла, заняться научной работой в тиши кабинета, а не под прицелом партизанской винтовки. И надо же – я еду в Германию.

Конечно, всё может быть лишь случайностью. Но как же удачно получилось! Может быть, мои сокровенные мысли были кем-то прочитаны и им был «дан ход»? Я подумал о той силе, которая однажды пинала меня в спину, выпроваживая из подземелий. Не она ли решила озаботиться моей судьбой? Но эта сила есть не кто иной, как хранитель открытых нами подземелий, главной ценностью которых, бесспорно, является золотая свастика.

Надо же! А ведь все перемены в моей судьбе начались с момента, когда я её сфотографировал. Тут же пришла в голову мысль: «А ведь я забыл спросить у полковника Шуберта, нашли ли мой фотоаппарат и цела ли плёнка с драгоценными снимками…»

Я стал размышлять о том, что до нас этими же подземельями пользовались люди князя Юсупова. Собственно, они их и восстановили, а затем взорвали вход, заметая следы. Интересно, видели ли они свастику? Бесспорно! Вполне вероятно, они специально к ней и шли. Но почему же тогда подземелья пощадили их, не обрушившись и не погребая под землёй горнорабочих князя Юсупова?

Может быть, князь сумел предварительно «договориться» с этим незримым хранителем свастики? Но как? Тут же пришло осознание, что князь Юсупов по поручению императора Николая II не просто любопытствовал, интереса ради вскрывая древние места Крыма. Он это делал целенаправленно, реализуя какой-то важнейший царский план! И всё, что нам удалось открыть, – всего лишь видимые следы этого плана. О грандиозности этого плана я могу лишь догадываться…

Вспомнился эпизод из собственного детства. Я приехал в гости к дяде Карлу. Тогда он работал садовником в имении князя Юсупова, и навещать его я мог лишь в отсутствие хозяев. И вдруг – неожиданно нагрянул князь. Никто не ожидал его визита, так что мне некуда было деваться. Я столкнулся с князем нос в нос. Это была наша единственная встреча. Я не уверен, что он вообще заметил меня. Я же смотрел на него во все глаза. Князь показался мне грозным и суровым человеком. Ступал он твёрдо, как будто бы каждым шагом утверждал своё первенство в этом мире. Не знаю почему, но, кажется, я его боялся, хотя князь ни мне, ни моему дяде Карлу ничего плохого не сделал. Надо же! А ведь в это самое время здесь, в охотничьем замке и вокруг нас, осуществлялся тот тайный, но такой грандиозный план, к которому я слегка прикоснулся тридцать лет назад! Мне теперь становились понятны некоторые предсказания мага из Веймера. Я имею в виду его утверждения, что реликвии, которые хранит эта земля, трогать нельзя. Они под невидимой охраной, и стража эта сурова к каждому, кто попытается их присвоить. Об этом мы размышляли с Карлом Краузером не единожды. Но только сейчас я отчётливо понял, что эта охрана непосредственно связана с планом, о котором я говорю. Она не допускает никого, кто смел бы его нарушить. Своего рода колоссальный защитный механизм, который своими страшными жерновами перемелет любого…

Но почему подземелья не лишили меня жизни? Почему они дарят сейчас мгновения счастья – я смогу выбраться из Крыма и оказаться дома, в Германии. Как-то само собой связалось: мне было известно, что перевод слова «свастика» с одного из древних языков означает «счастье». И имя князя Юсупова – Феликс, тоже переводится как «счастье». И я, увидев свастику в фотовспышке, тоже был счастливым: вначале не погиб (как мой товарищ), а сейчас отправляюсь в Германию (как я того страстно желал). Откуда такая милость? Может быть, свастика (точнее – сила, охраняющая её) запомнила меня ещё тем, юным Отто, который бывал в замке Юсупова. И чем-то я приглянулся… Может быть, своей пытливостью, любознательностью и восторженностью? Ведь и в самом деле сердце моё клокотало от величия этих гор и от тех тайн, наличие которых я уже чувствовал…

А вот выскочить из фарватера, проложенного князем Юсуповым, ни я, ни мои коллеги пока не смогли! Не получается нам следовать своим собственным путём. Всё время натыкаемся на следы Юсупова. Может быть, он специально всё так устроил, чтобы люди кружили здесь, как слепцы, натыкаясь на хорошо замаскированные им ловушки?

Вспомнилось, что сыну этого князя, тоже Феликсу, наше руководство предлагало стать русским царём. Напомню, он отказался от этого заманчивого, крайне почётного и перспективного во всех отношениях предложения.

А ведь, как я сейчас вижу, дай он согласие, и, возможно, гигантский план, который таился здесь и был связан с древними корнями земли, начал бы осуществляться…

Но Феликс Юсупов отказался. Как говорят в таких случаях, ни себе ни людям. Хотя почему «ни себе»? Мы ведь до сих пор не знаем, когда план должен сработать. Может быть, время для его реализации ещё не наступило. Или наступит в ближайшее время, но минуя нас…

И чтобы мы не оказались в стороне, надо действительно решиться на какой-то сверхнеординарный шаг. Судя по той активности, которую развернул генерал Краузер, он и в самом деле додумался до чего-то непредсказуемого и никем не просчитанного. Как жаль, что сам я оказался сейчас на больничной койке…

8

Через несколько дней меня эвакуировали в Германию. Я летел тем же самолётом, на котором в Симферополь доставлялись люди для нового проекта Карла Краузера. Я даже видел их. Меня привлекло два обстоятельства – необычные шевроны на кителе с каким-то знаком. Очевидно, это был отличительный символ неизвестного мне полка, как назвал его Эрнст Шуберт.

А вторая особенность – перевязанные бинтами головы, как будто все они получили боевые ранения. Но почему требовалось бинтовать именно голову? Для маскировки кому-то можно было бы забинтовать руку или наложить на ногу гипс. Как, например, мне…

В госпитале я был недолго. Через неделю мне разрешили отправиться домой, где я отдыхал какое-то время. А когда сняли с ноги гипс, меня призвал к себе Карл Краузер. И я сразу же окунулся в работу нашего отдела. Хотя теперь он напоминал мне не спокойное научное сообщество, которое я помнил, а обычную армейскую казарму. Что делать, война и здесь всё поменяла! И не в лучшую сторону. Теперь всё делалось мгновенно. От принятия решения до его исполнения не было передышки на обдумывание. Как убыстрилось время!

Через день или два мы выехали в Краков и вскоре оказались в том самом замке, который я однажды обследовал и рекомендовал моему шефу как подходящий. Теперь я убедился, что так и было на самом деле.