Я не любил вставать рано, несмотря на нежный рассвет над Голубыми горами в Кингстоне – горной грядой, покрытой лесами и возвышающейся над городом. Если что-то планировалось до полудня, рабочий звонок или встреча – забудьте об этом. Если кто-то хотел сфотографировать меня для журнала с утра пораньше – к черту все это. Я ненавидел ранние подъемы, и если какие-то рабочие моменты все-таки принуждали меня к ним, я в бешенстве рычал, как медведь, на протяжении многих последующих часов.

Моя лень вызывала у тренера серьезное беспокойство в течение всего 2006 года. Если предыдущий сезон был балансированием между усиленными тренировками и лечением спины, то 2006 год требовал от меня превосходной спортивной подготовки. А это означало боль, серьезную боль. Тренер увеличил основную программу упражнений, что вызывало болевые ощущения в животе, спине и связках. Работа на беговой дорожке, как обычно, ударяла по ногам и легким, но тренажерный зал был хуже всего: новые упражнения, направленные на увеличение мощности основных групп мышц, причиняли боль всему телу – с головы до ног. Дополнительная сила должна была прибавить скорости при повороте на дистанции 200 метров и позволить выложиться на последних 30 метрах.

С расписанием я справлялся, но затем было решено, что я должен тренироваться по утрам, потому что Миллс считал, что нагрузки на сердце лучше стимулируют меня вечером, а работа в тренажерном зале эффективнее развивает тело до полудня. Для меня это были плохие новости, потому что теперь нужно было вставать, скажем, в 10 часов утра, что для меня было практически невозможно.

Сначала, когда только начались дополнительные тренировки, я придерживался программы, но затем стал делать попытки улизнуть из тренажерного зала под тем или иным предлогом. Я не прикладывал достаточно усилий, когда ходил в оздоровительный клуб Spartan, где тренировался со всеми ямайскими звездами беговой дорожки, и вскоре это стало просто местом, где можно потусоваться и поболтать с друзьями.

Так я стал жертвой своего успеха. Изменения, введенные тренером, позволили мне выступать на серьезных встречах, и я больше не напрягал мышцы во время тренировок, как раньше: боль в спине была под контролем. В 2006 году я побеждал во все более серьезных соревнованиях, и их число все увеличивалось. Вместо того чтобы участвовать в рядовых беговых событиях, как, например, чемпионат Центральной Америки и Карибского бассейна в прошлом году, я сконцентрировал внимание на состязании со звездами спринта – Тайсоном Гэем, Уоллесом Спирмоном и Хавьером Картером – на Гран-при в Нью-Йорке, Лондоне, Цюрихе, Лозанне (где я поставил личный рекорд со временем 19,88) и Остраве. В конце сезона я пришел третьим в финале чемпионата мира по легкой атлетике IAAF и финишировал вторым после Уоллеса на Мировом первенстве IAAF в Афинах со временем 19,96 секунды.

Эти небольшие успехи не стали для меня стимулом работать усерднее, бороться, напротив – я рассматривал их как причину для послаблений. Я думал: «Знаете что? Мои дела идут хорошо. Можно время от времени и пропускать тренажерный зал». И иногда по утрам, вместо того чтобы идти в Spartan, я оставался в постели.

Однако время от времени промахи становились красноречивыми, как, например, в марте, во время соревнований на Национальном стадионе в Кингстоне. Тем вечером я бежал эстафету 4х400 со своим давним противником Кейсом Спенсом и чувствовал себя уверенным перед гонкой. Но когда я схватил эстафетную палочку и приближался к Спенсу на повороте, то почувствовал уже знакомую боль в задней части бедра. Пам! Подколенное сухожилие растянулось, и меня скрутила ужасная боль. На этот раз я сошел с дистанции. Я уже не стал терпеть такую же адскую боль, как в Хельсинки, возможно, потому, что ставки не были так высоки. Схватившись за заднюю часть ноги, я похромал за помощью.

Я искал тренера в толпе народа, но чем ближе я подходил к основной трибуне, тем громче были слышны возгласы. Когда я добрался до боковой линии поля, на открытых трибунах все кричали мое имя. Болельщики выглядели разгневанными. Они ругались, сквернословили и орали, что я остановился специально, потому что знал, что мне не победить. Они глумились над моей хромотой.

«Что за черт? – думал я, чувствуя сильную боль и слабость. – Откуда это все?»

Мой мир рушился, я не мог поверить, что такое происходит. Я слышал, что некоторые переживают кошмарные ощущения, сидя в комнате с людьми, сквернословящими в их адрес. Но сейчас я испытал этот ужас в реальности, только в гораздо большем масштабе. Честно говоря, я даже представить не мог, что ямайская публика – мои соотечественники, которые так восхваляли мою победу на Международном юниорском чемпионате в 2002 году, – освистает меня после схода с трека в Кингстоне.

Так у меня появилась новая мантра: Не думай о них. Просто делай. И теперь прежде всего меня интересовала беговая дорожка, а уже потом ямайские фанаты. И мне понравилось больше не волноваться об этом.

Я уже даже забыл о боли в связке, худшие страдания приносила боль другого рода. Мне было всего 19 лет, и критика сильно задела меня. Я всегда дарил ямайцам любовь, на каждом забеге. В Кингстоне же, после того как я неудачно травмировал ногу, все показалось дурным сном, и я ушел со стадиона в паршивом настроении. Дорога домой на машине была ужасной. Когда я подъехал к своей входной двери, голова была забита всяким мусором.

Прежде всего закрадывалось сомнение: «Я просто не подхожу для этого спорта…»

Я думал о своих ямайских фанатах: «Как же так, меня освистал мой собственный народ, когда я отдавал ему все самое лучшее… Я же так быстро бежал. Может быть, отныне все только так и будет?»

А затем еще хуже: «Я начал эту жизнь три года назад. Три года я получал травмы. И что вышло? Следует ли мне продолжать? Что бы я ни делал, как бы ни старался, возможно, это не для меня. Беговая дорожка – это тяжело…»

Я знал, что временно обезумел, и был уверен, что не собираюсь всерьез бросать спорт. Но на следующий день я встретился с тренером и сказал, что меня терзают сомнения насчет того, в правильном ли направлении движется моя карьера.

– Я не понимаю, что вообще происходит, – сказал я. – Почему они меня освистывают?

Тренер выглядел спокойным.

– Ты должен еще многое узнать о ямайцах, Усэйн, – сказал он. – Ты должен раскусить их. Послушай, если ты выступаешь хорошо – тебя обожают, если плохо – тебя освистывают. Такова Ямайка. Ты должен понять, что все, что ты делаешь, ты делаешь для себя, а не для кого-либо. Страна – на втором месте. Ты не можешь просто сидеть и переживать, что о тебе подумали люди. Если ты этого не понимаешь, тогда все усилия не имеют смысла.

Тренер знал все о критике, потому что испытал на себе ее атаки. СМИ не оставляли и его в покое: говорили, что я растрачиваю свой талант под его опекой, и, несмотря на мои успехи в 2005 году, утверждали, что он тренирует меня недостаточно хорошо. Журналисты даже призывали меня поменять тренера, хотя не догадывались о наших долгосрочных планах и целях. Миллс оставался равнодушным.

– Послушай, если у нас будут хорошие результаты, то это станет свидетельством того, что мы способны найти воду в пустыне.