– Рахмат! – неизменно отвечал Вася.

Он не знал, что это значит. Но слово казалось ему сладким.

«Надо Васю в детский сад устроить и в музыкальную школу», – сказала Люба коляске.

«Ты сама сперва в музыкальную школу попади. Там небось тоже доллары берут».

«А давай позвоним Сталине Ильясовне, – предложила Люба. – Вдруг она согласится в долг уроки дать? Отдадим, когда заработаем».

«Заработаем, Любушка, – согласилась коляска. – Мы ведь не бездельницы».

Сталина Ильясовна ответила так порывисто, словно сидела у телефона и ждала ответа на вопрос «Ты меня любишь?».

– Любочка, ты? – взволнованно закричала женщина. – Только не вешай трубку!

– Я не повешу, – заверила Люба. – Может быть, вы со мной в долг позанимаетесь вокалом?

– Любочка, не надо денег! Я хочу заниматься с тобой бесплатно! – твердо сказала Сталина Ильясовна. – Я буду учить тебя, потому что мы – единомышленники по пению. И, надеюсь, друзья. Мне приятно с тобой общаться. Радостно слышать твой голос. И вообще, для меня это дело принципа. Приезжай прямо сейчас!

Люба сидела возле таксофона с разомлевшим лицом.

«Чего там?!» – нетерпеливо дергала ее коляска.

«К себе зовет. Прямо сейчас. Бесплатно будет со мной заниматься».

«Мне эта женщина сразу понравилась! – сказала коляска. – Движения этакие округлые, голос без скрипа».

– Любочка, ты сейчас где? – торопилась Сталина Ильясовна.

– У телефона-автомата, на каком-то проспекте. А, вот написано: проспект Мира.

– Запоминай мой адрес. Это не так далеко от твоего проспекта. Двери в парадное у нас заперты, но ты не бойся, в подъезде внизу, в будке, сидит консьерж. Позвонишь, тебе подъезд откроют. А внизу есть домофон.

– Ой, я уж запуталась. Я лучше сейчас приеду, и там, на месте…

– Хорошо. До встречи!

Поминутно спрашивая у прохожих дорогу, Люба добралась до утопающей в зелени улицы и нашла дом с высоченной аркой.

Возле дверей их уже ждал крепкий пенсионер с ухоженной лысиной.

– К Сталине Ильясовне? – утвердительно спросил мужчина.

– Ага.

– Уже спускалась, предупредила. Давай помогу в парадное въехать.

В холле мужчина снял трубку древнего черного телефонного аппарата и сообщил Сталине Ильясовне, что девочка уже прибыла. Внизу дожидается.

Сталина Ильясовна появилась немедленно. Решено было: мужчина понесет Любу на руках, а Сталина Ильясовна затащит коляску.

Очутившись на пороге квартиры, Люба восторженно замерла. В прихожую была распахнута двустворчатая дверь, за которой на блестящем паркете в солнечном квадрате стоял огромный белый рояль. Возле рояля возвышалась статная арфа. От двери Любе были видны угол бархатной вишневой банкетки, тафтяной подол портьеры и ваза с сухими розами.

– У вас тут как во дворце! – восхитилась Люба.

– Что ты, дорогая! Ты просто не видела дворцов. Есть тут у нас, на последнем этаже… Проходи, проезжай, вот здесь можно умыться, здесь – туалет. Какая у тебя стильная маечка.

– Правда? Мама вязала.

– Давай-ка посмотрим, коляска в дверь пройдет?

– Пройдет! У вас тут широко везде, как в поле. Хорошая квартира! Титан электрический или дровами топите?

– Титана давно нет. Водоснабжение централизованное.

– А мне нравится с титаном. Лежишь в ванной, дрова потрескивают, в трубе гудит… Песни хорошо сочинять. А где у вас все? На работе?

– Я живу одна.

– Да вы что? В такой большой квартире? А чего квартирантов не пустите?

– Как-то не приходило в голову, – засмеялась Сталина Ильясовна. – К тому же летом ко мне прилетают дети.

– С севера?

– Нет, они живут в США, в Атланте.

– Ух ты! Покажете фотографии детей?

– Обязательно! Вот это полотенце для гостей. Ты кофе пьешь или чай?

– Кофе. Три в одном. Хотя один мой близкий друг говорит, что это гадость.

– Правильно говорит. Умный человек. Заботится о своем здоровье.

– Очень умный! – Глаза Любы стали бессмысленными. – Добрый, нежный…

– Понимаю. Как его зовут?

– Николай.

– Прекрасное имя. Давай-ка обедать! Борщ горячий. Тебе со сметаной?

– Борщ? Даже и не знаю… Коля, наверное, меня ищет… А я тут рассиживаюсь. Давайте скорее заниматься!

– Певица обязана полноценно и сбалансированно питаться, – сказала Сталина Ильясовна. – Бери хлеб, он с проростками, очень полезный. И биосметана тебе полезна. Клади побольше. Любочка, ты давно занимаешься музыкой и пением?

– Даже и не помню. С детства. Папа меня сажал на стол и объявлял: выступает артистка погорелого театра Любовь Зефирова! На гармони ак-ком-понимирует папа!

– Тебе врачи порекомендовали заниматься вокалом?

– Нет, папа порекомендовал.

– Очень правильно поступил. Видимо, интуитивно понял. Видишь ли, центральная нервная система, мозг очень связаны с гортанью, с дыханием. Чем больше ты поешь, тем более развитой становится гортань. Тем большие зоны в мозге захватываются возбуждением. Происходит восстановление поврежденных при параличе функций мозга. Нервные узлы, точки их пересечения, они называются синапсы, регенерируют или даже возникают вновь. Тебе понятно?

– Да.

– При правильном пении правильным становится и дыхание. Работают мускулы живота, груди, полноценно действует диафрагма. Древние греки полагали, что душа находится именно в диафрагме.

– Я так и думала! Я когда пою, душа просто наслаждается в диафрагме.

– Так и должно быть. Но заниматься нужно постоянно, а не от случая к случаю. Тогда твой голос найдет свое место в звуковом пространстве тела. Он станет объемным, а не будет плоским, как у этих бесчисленных певичек на телевидении. Замечательно, что папа начал заниматься с тобой в детстве. Пение в раннем детстве дает толчок формированию новых областей неокортекса. Неокортекс – самая молодая область мозга, отвечает за творческие способности, за чувства.

– Да, я чувствительная, – подтвердила Люба.

– То, что поэтические и музыкальные способности развились именно в тебе, неудивительно. Люди с ограниченными физическими способностями часто живут сокровенным миром чувств, много фантазируют…

– А я давно догадалась, что все это не случайно, – сжав ложку, серьезно произнесла Люба. – То, что не могу ходить. Это специально, чтобы я не пошла неверной дорогой. Если бы я ходила, ведь могла не заметить, что моя судьба – стать певицей, правда? Пошла бы в техникум бухучета, а потом на рыбозавод ходила, как мама. Верно?