Если бы не другие спортсмены, которые все охот­нее уезжали за рубеж, Бородин, наверное, никогда

не решился бы на этот шаг. Но теперь среди амери­канских и канадских профессионалов было много традиционных противников в прошлом, то есть рус­ских. Так что заокеанские команды не нытьем так катаньем все-таки одержали верх.

Конечно, Бородин не мог не посоветоваться с Си­моновым. Но тренер отреагировал странно. Он про­сто посмотрел на Бородина и сказал:

Нет.

А больше ничего не сказал.

И тут Бородин первый раз в жизни возразил тре­неру. Он наговорил кучу неприятных слов: что уже не мальчик, что сам имеет право строить свою судь­бу, что он, в конце концов, профессиональный иг­рок... Симонов даже не ответил. Отвернулся и вклю­чил запись последнего матча нашей сборной.

Бородин ушел и на следующий день согласился на одно из предложений американских менеджеров.

Он пробыл в Америке четыре года. И когда ис­тек контракт с клубом «Детройт террапинз», он решил не продлевать его, а податься в Москву. Ко­нечно, он приезжал домой на пару недель не раз и за эти четыре года. Но теперь он решил отдохнуть подольше. Да и спокойно разобраться с новыми пред­ложениями американских клубов.

Да, теперь Бородин был настоящей звездой. У него были свои агенты и менеджеры, свой счет в банке, с огромными суммами, теперь он мог, конечно, в оп­ределенных пределах, диктовать свои условия. Те­перь клубы бились между собой, чтобы заполучить «русского смерча», как его называли в Америке, к себе. А ему оставалось соглашаться на самое выгод­ное предложение. Или, наоборот, не соглашаться.

Правда, в последнем Павлу вскоре пришлось ра­зубедиться.

Это произошло чуть больше года тому назад. Среди хоккеистов внезапно стали циркулировать смутные слухи о том, что в Америке какой-то богатый эмиг­рант собирает свою хоккейную команду. Причем исключительно из лучших русских хоккеистов.

Бородин, с тех пор как вернулся в Москву, мало интересовался подобными слухами. Он хотел немно­го отдохнуть от напряженных тренировок, а потом поглядеть, что делать дальше.

В один прекрасный день в квартире Бородина зазвонил телефон.

Павел взял трубку:

Алло?

Добрый день. Это Бородин?

Да, я слушаю.

Это Валентин Старевич говорит.

Бородин, конечно же, знал Старевича. Хотя и почти не имел никаких дел с возглавляемой им Рос­сийской хоккейной лигой.

Павел! Мне надо с тобой поговорить. Сегодня сможешь приехать?

Отказывать бывшему легендарному хоккеисту было неудобно. И Бородин согласился.

Тогда в три у меня в кабинете. Жду.

Павел особенно не задумывался, для чего Старе­вич пригласил его к себе. Пригласил — значит, надо.

Через полтора часа он уже подъехал к небольшо­му особнячку в переулке в районе Патриарших пру­дов. На третьем этаже находился кабинет Старевича.

A-а, здравствуй, здравствуй, Бородин. Мы уже тебя заждались! Проходи.

Старевич сидел не за своим письменным столом, а в одном из мягких кресел рядом с журнальным столиком — так называемом уголке для перегово­ров. Напротив Старевича сидел очень смуглый муж­чина с черной курчавой бородой с проседью.

Бородину сразу бросился в глаза диссонанс меж­ду ним и Старевичем: тот большой, широкопле­чий, щекастый, собеседник же Старевича был, на­оборот, маленький, мелкого телосложения, с узки­ми изящными кистями рук и детскими плечиками. Он явно не был спортсменом, а тем более хоккеи­стом.

«Индус, что ли?» — машинально подумал Павел.

Но это был не индус...

Кресел в уголке для переговоров было всего два. Поэтому Павел, войдя в кабинет, остановился в не­решительности.

Но Старевич встал и поманил его рукой:

Иди сюда, Бородин. Знакомься.

Павел подошел. «Индус» встал и протянул свою узкую ладонь, которую можно было бы назвать де­вичьей, если бы не черные колечки волос, густо по­крывающие тыльную сторону его рук.

Это Патрик Норд. Бизнесмен из Соединенных Штатов. Ты, наверное, уже слышал о нем?

Павел покачал головой:

Нет...

Старевич и Норд снисходительно улыбнулись.

Очень приятно!

Голос Норда неожиданно оказался очень низким и даже бархатистым. Павел пожал его руку. Ему показалось, что он взял кисть скелета. Она была прохладной, маленькой и очень жесткой.

Господин Норд хотел обсудить с тобой кое- какие дела. Так что вы поговорите тут, а я пойду.

Бородин и Норд сели в кресла. Старевич ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь кабинета. Павел услышал, как он дал своей секретарше наставле­ние: «Маша, подай кофе. Больше никого не пускай и сама не заходи».

Несколько секунд Патрик Норд сидел молча, гля­дя на Бородина своими водянисто-серыми глазами. Потом, наконец, подал голос:

Так вот вы какой, «русский смерч».

К удивлению Павла, фраза была произнесена на чистейшем русском, хотя он уже готовился вести разговор по-английски.

Вы говорите по-русски?

Да. Я родился в России. А потом переехал в Нью-Йорк.

Норд широко улыбнулся. Павел не смог бы объяс­нить, почему ему не нравится этот человек.

Улыбка у него вроде приятная, голос тоже. Но что-то отталкивающее, причем непонятно что, ис­ходило от него. Во всяком случае, Павел не мог представить его в коньках и на катке. И ему захо­телось поскорее закончить этот разговор.

Я вас слушаю, господин Норд.

Норд кивнул.

Я недавно приобрел в собственность хоккейную команду. Раньше она ничем особенным не отлича­лась, хотя стабильно находилась в Высшей лиге НХЛ. Она называется «Нью-Йорк вингз». Слышали?

Павел кивнул. Действительно, была такая коман­да, не поднимающаяся выше трех нижних строк списка Высшей лиги.

Я решил, — продолжал Норд, — полностью обновить состав команды. Набрать лучших игро­ков. Причем, заметьте, только из числа русских хок­кеистов. Несмотря на название, это будет русская команда. Я хочу собрать здесь всех звезд. И сде­лать так, чтобы «Нью-Йорк вингз» стала лучшей командой Америки. Короче говоря, я хочу в следу­ющем году выиграть Кубок Стэнли.

Теперь пришел черед Бородина снисходительно улыбаться. Ах вот откуда эти слухи о новой коман­де! Этот Патрик Норд, несомненно, профан в хок­кее. Собрать заново команду, вывести ее из числа аутсайдеров, да еще выиграть через год Кубок Стэн­ли — это просто фантастика. Павел так и сказал:

Это нереально.

Нет! — воскликнул Норд, взмахнув своими ру­ками-соломинками, на которых болтались рукава пиджака, — нет, это реально. И это будет!