В великолепном холле, больше напоминавшем зал, толпились суперухоженные женщины, признанные (и даже прославленные) красавицы, прибегшие ко всем существующим услугам индустрии красоты – аэробика, массаж, окрашивание волос, прическа, маникюр, педикюр, бразильская эпиляция. А эксклюзивные наряды! И все же мужчины, как пчелы на мед, слетались к скромной Малаге Альвес. Чары ее были просты, но при этом сокрушительно мощны, однако переливающиеся бриллиантами дамы их даже не замечали. Песня сирены, которую слышат только мужчины, подумала Грейс, обводя взглядом столпившихся у позолоченных стен и огромных окон гостей. Видимо, чтобы почувствовать этот эффект, без Y-хромосомы не обойтись.

Отдав пустой бокал одному из официантов, Грейс отправилась помогать Салли. Та доносила до сведения гостей, что пора переходить из холла в гостиную, причем наполовину вела их, наполовину гнала, точно пастушья собака овец. Сообразив, что скоро надо начинать аукцион, Сильвия разыскала своего приятеля – того самого, которому в школе не давалась тригонометрия. Теперь же он возглавлял в «Сотби» отдел, занимающийся американской мебелью. Это был лысый, очень худой и явно добросовестный мужчина – по крайней мере, к выбору наряда для аукциона отнесся продуманно и надел шелковый галстук-бабочку цветов Реардона, синего с зеленым. Сильвия вывела его на приподнятую платформу в углу комнаты.

– Всем добрый вечер! – прочирикала Салли в микрофон и стала стучать по нему длинным ногтем.

Собравшиеся прекратили разговоры и заткнули уши.

– Эта штука точно работает? – засомневалась Салли.

С удивительным единодушием толпа дала быстрый утвердительный ответ.

– Добрый вечер, дамы и господа! – повторила Салли. – Перед началом аукциона давайте поаплодируем нашим хозяевам, Джонасу и Сьюки Спенсер! Таким образом мы символически выразим благодарность за столь щедрое и любезное приглашение, – без малейшего энтузиазма предложила Салли. Потом так же неубедительно прибавила: – Все мы очень признательны.

Родители захлопали. Грейс присоединилась.

– Также хочу особо отметить весомый вклад членов нашего комитета. Спасибо за проделанную работу! – продолжила Салли. – Именно благодаря их самоотверженному труду все мы сегодня собрались здесь. Это они позаботились о нашем замечательном угощении и собрали множество чудесных лотов для аукциона. Итак, перечислим поименно. Аманда Эмери… Где Аманда?

– Я здесь! – прочирикала Аманда откуда-то из задней части гостиной и, подняв над покрашенной в яркий блондинистый оттенок головой руку с массивным сверкающим браслетом на запястье, энергично помахала.

– Сильвия Штайнметц… Грейс Сакс…

Грейс тоже помахала, подавив легкое раздражение. Она не Грейс Сакс, и никогда ею не была. Не то чтобы Грейс не нравилась фамилия мужа или ее смущали громкие ассоциации (Джонатан, впрочем, происходил не из богатой и влиятельной ветви и не состоял в родстве ни с Уорбургами, ни с Лейбами, ни с Шиффами. Его родные прибыли через Бостон из штетла в Восточной Польше). Но Грейс была не Сакс, а Рейнхарт. Под этой фамилией Грейс работала, она же будет значиться на обложке, когда выйдет книга, и во всех школьных документах Грейс фигурировала как Рейнхарт – включая бумаги, относившиеся к аукциону. Как ни странно, единственным человеком, называвшим ее Грейс Сакс, был отец.

– И наконец, ваша покорная слуга, Салли Моррисон-Голден! – объявила Салли, выдержав паузу для аплодисментов. – Я так рада, что сегодня мы собрались здесь, чтобы отдать дань благодарности нашей замечательной школе и сделать все возможное, чтобы наши дети каждый день приходили туда с радостью и удовольствием! Конечно, многие из вас сейчас подумали, – с хитрой улыбкой прибавила Салли, – «разве мы мало платим за учебу?».

Как и ожидалось, публика ответила смущенными смешками.

– Разумеется, нет. Но на всех нас лежит ответственность. Наша задача – позаботиться о том, чтобы в Реардоне могли обучаться те, кто этого достоин, вне зависимости от финансового положения.

Можно подумать, у нас какой-то чудесный оазис всеобщего равенства, скептически подумала Грейс. Толпа вяло похлопала.

– И конечно, – продолжила Салли, – именно мы должны позаботиться о том, чтобы наши замечательные учителя получали достойные зарплаты, иначе все они отправятся искать работу в других школах. Мы любим наших педагогов!

– Так точно! – крикнул кто-то из-под картины Джексона Поллака, вызвав тем самым взрыв смеха. Конечно, развеселил всех стиль ответа, а не его содержание. Да, учителей мы любим, подумала Грейс. Вот только недостаточно, чтобы пригласить их на сегодняшний вечер. Впрочем, какой учитель сможет выложить двести пятьдесят долларов за билет?

– Надеюсь, все захватили чековые книжки. Конечно, пить чудесное вино, угощаться изысканными блюдами и любоваться великолепным видом очень приятно, но нельзя забывать, зачем мы собрались! – улыбнулась Салли, восхищаясь собственной находчивостью. – Мы принимаем к оплате «Визу», «МастерКард», карты «Америкэн экспресс»! А также акции и облигации!

– Картины! – подхватила Аманда Эмери. – Недвижимость!

Ответом были неловкие смешки.

– А теперь, – возвестила Салли, – прежде чем засучим рукава и приступим к серьезному делу – то есть трате денег, – наш обожаемый директор, наш мистер Чипе[16]Роберт Коновер хочет выступить с обращением. Роберт?..

Директор прокладывал путь к платформе из дальнего угла гостиной. Когда он начал произносить речь, Грейс особенно не слушала, понимая, что слова прозвучат вполне предсказуемые. Опять благодарности, снова напоминания, для какой цели собираются деньги, и разглагольствования на тему, как приятно, что работа учителей получила столь высокую оценку. От скуки Грейс принялась глазеть по сторонам. Сильвия сидела рядом с ней за маленьким столиком. Перед ней наготове стоял ноутбук – Сильвии было поручено записывать ставки. Грейс посмотрела на экране время. Двадцать тридцать шесть. Джонатан не просто задерживался, а опаздывал, причем очень серьезно. Грейс прочесала взглядом толпу, для удобства мысленно поделив ее на сектора. Сначала справа налево, потом спереди назад. Джонатана среди гостей не оказалось. И в дверях его тоже не было видно. Тут в холл влетела маленькая группа, состоящая из опоздавших пар. Грейс признала в них родителей учеников младшей подготовительной группы. Джонатана с ними не было. Видно, вновь прибывшие все вместе начали праздновать торжественное событие заранее, в процессе чего напились до такой степени, что не заметили в холле вешалки. Припозднившиеся гости ввалились в гостиную в темных мехах и кашемире, смеясь над чем-то явно забавным, но не имеющим отношения к аукциону. Тут один мужчина наконец сообразил, куда они пришли и зачем, и велел остальным троим помалкивать. Между тем лифт за ними закрылся, а Джонатан все не шел.

Значит, визит соболезнования затянулся. Должно быть, родители не захотели отпускать его без угощения или матери в присутствии лечащего врача сына стало немного легче на душе. А может, собрался миньян[17], чтобы произнести кадиш[18]. В таком случае Джонатан никак не мог уйти и должен был хотя бы поприсутствовать и покивать в такт – вряд ли даже после стольких похорон пациентов он помнит слова молитвы наизусть. Грейс поражало, как он это выдерживает – еще одна шива, еще одна скорбящая семья, еще один кадиш. Джонатан несет на себе поистине непомерный груз – больные дети, их испуганные родители… По сравнению со сверкающей роскошной комнатой все это совершенно другой мир, подумала Грейс, обводя взглядом чуть раскрасневшиеся лица гостей. Слушая директора, они радостно кивали – видимо, директор говорил что-то приятное. Наверное, сообщал, что благодаря их здоровым, крепким детям школа заняла высокое место в очередном рейтинге частных образовательных учреждений Нью-Йорка. А может, рассказывал, что среди выпускников Реардона процент поступивших в университеты Лиги плюща выше, чем в Тринити и Ривердейле. Точно по команде, гости дружно улыбались и смеялись. А почему бы и нет? Здесь, в этом возвышавшемся над обыденными заботами пентхаусе, у всех все хорошо. Мужчины приумножают богатства, а женщины на добытые средства вьют роскошные гнездышки. И всех объединяет благородная цель – проявить «самоотверженность» и собрать пожертвования на школу, где учатся их же дети. Даже трудно представить, что где-то кто-то может переживать трагедию, свидетелем и участником которой стал Джонатан. Грейс представила мужа в крошечной квартирке в Краун-Хайте вместе с другими горюющими. К пальто приколот квадратный кусок ткани[19]. Вот он пожимает руки, склоняет голову, когда произносят молитвы, и чувствует – уж в этом Грейс была уверена, – что во всем виноват он.