– Ладно, поехали.

Уже на ходу я спросил Мелифаро:

– Как дела у Кенлех и сестричек?

– Они живы и совершенно здоровы, – Мелифаро невольно заулыбался. Немного подумал и с удовольствием добавил: – Эти твои девчонки – куда более могущественные ведьмы, чем я смел надеяться. Кен весело сообщила мне, что она чуть-чуть расхворалась – можешь себе представить, как меня порадовала эта чудесная новость?! Но потом приехали Хейлах и Хелви, напоили ее какой-то «вонючей водой», и через полчаса все было в порядке. Теперь они втроем сидят в твоем мохнатом дворце и ужасно удивляются, что все слуги куда-то подевались. Такая милая наивность, вполне в их духе.

– А как себя чувствует сэр Манга? – поинтересовался я.

– Ну, за мое семейство можно не переживать, – отмахнулся Мелифаро. – Во-первых, поместье довольно далеко от Ехо, а во-вторых… Знаешь, в свое время Манга был далеко не последним человеком в Ордене Потаенной Травы. Говорят, он был даже круче собственного отца, моего знаменитого дедушки Фило. Другое дело, что ему довольно быстро все это надоело. Одним словом, мои старики чувствуют себя куда лучше, чем кто бы то ни было.

– Хорошая новость, – улыбнулся я. – Ох, ребята, а на чем же мы поедем?

Я настолько привык к тому, что на улице перед входом в Управление Полного Порядка всегда стоит несколько пустых служебных амобилеров, что их отсутствие показалось мне чуть ли не самым страшным свидетельством постигшей нас беды.

– Боюсь, нам придется идти пешком, – пожал плечами Лонли-Локли. – Не так уж близко, но часа через полтора будем на месте.

– Возле Мохнатого Дома стоят два амобилера – мой и тот, что я отдал сестричкам, – вспомнил я. – Не думаю, что в Ехо вдруг нашелся такой великий герой, который решился угнать мой амобилер. Туда можно добраться всего за четверть часа, если резво перебирать ногами.

– Да, это гораздо лучше, чем идти пешком к дому сэра Джуффина, – согласился Шурф.

– Лучше, – эхом подтвердил Мелифаро.

При дневном свете его лицо показалось мне еще более усталым, чем в кабинете. Я молча достал из-за пазухи бутылку с бальзамом Кахара и протянул ему. После второго глотка бледная тень, к моей несказанной радости, снова превратилась в сэра Мелифаро, слегка потрепанного, но вполне пригодного для повседневного использования.

– Что, ты вообще никогда не расстаешься с этим пойлом? – спросил он. В его голосе была гремучая смесь ехидства и благодарности.

– Иногда расстаюсь. Вот только что расстался, например. Отдавай назад мое имущество, ты уже такой бодрый, что смотреть противно. А ведь только что был тихий, интеллигентный молодой человек… А тебе не требуется глоток волшебного зелья, сэр Шурф? Я знаю, что ты железный, но сегодня какой-то особенно дурацкий день.

– Спасибо, не надо, – отказался Лонли-Локли. – День действительно вполне дурацкий. Но мне-то не с чего уставать. Строго говоря, единственное, что я сегодня сделал, – дал тебе затрещину. А это было не слишком утомительно.

Пешая прогулка по пустынным улицам Ехо оказалась не самым приятным способом скоротать время. Одного только вида заколоченных досками дверей «Обжоры Бунбы» хватило, чтобы уложить хороших размеров камень на мои сердца. Впрочем, на них уже и без того покоилась весьма солидная пирамида, аккуратно выложенная из этих проклятых камней, которых хлебом не корми – дай полежать на человеческом сердце. Теплый ветер доносил до нас едва ощутимый сладковатый запах. Он не был похож на запах разлагающейся плоти, скорее уж на тонкий аромат каких-то незнакомых духов, но действовал на меня угнетающе. Может быть, просто потому, что на моей памяти в Ехо никогда так не пахло.

Одним словом, было совершенно ясно, что того Ехо, который я знал и любил, больше нет и, наверное, уже никогда не будет. Что нам придется идти по пустынным улицам совсем другого города – все еще прекрасного, но умирающего.

Но действительность оказалась куда хуже. Когда мы повернули за угол и я увидел человеческий скелет, лежащий в луже темной тягучей жидкости, я застыл столбом, бормоча: «Этого не может быть!»

– Это анавуайна, Макс, – сказал Лонли-Локли, сочувственно уставившись на мою ошалевшую физиономию. – Пошли отсюда, у тебя еще будет возможность насмотреться на такие вещи.

– Но почему скелет? – с ужасом спросил я, невольно ускоряя шаг. – Если бы просто мертвое тело, это я бы еще как-то понял. И почему он валяется на улице, в какой-то луже?

– А ты думаешь, в Ехо сейчас есть желающие покинуть спасительные подвалы и заняться уборкой улиц? – мрачно хмыкнул Мелифаро. – Хорошо же ты все себе представляешь.

– Еще один скелет! – с отчаянием сообщил я, поспешно отворачиваясь от нового натюрморта. – И опять в луже. Но почему скелеты? Что, их кто-то обгладывает?

Я сам содрогнулся от этого нелепого предположения – но что еще я должен был думать?

– Это анавуайна, – повторил Лонли-Локли. – Тело больного становится жидким. Оно постепенно утекает, как дождевая вода с тротуара. С некоторыми людьми это случается очень быстро, а некоторые живут довольно долго, утекая капля по капле. Это может продолжаться дюжину дней и даже дольше. Но конец всегда один, – он кивнул в сторону еще одного белоснежного остова. – Только кости остаются твердыми. Но одних костей недостаточно, чтобы выжить. Моему отцу в юности довелось пережить такую же эпидемию. Правда, это произошло еще до Смутных Времен, когда наш Мир еще не был таким хрупким, как сейчас. Вернее, никто не догадывался, что равновесие уже пошатнулось. Так что в тот раз на заклинания не скупились, и выжили почти все. По крайней мере, те, у кого хватило денег, чтобы заплатить хорошим знахарям, и сообразительности, чтобы обратиться за помощью в самом начале. После того, как у больного начинает течь сердце, любые заклинания бессильны.

– Так эти лужи…

Я не договорил. Все и без того было яснее некуда.

Лонли-Локли молча кивнул и пожал плечами, словно хотел сказать, что не отвечает за необдуманные поступки каких-то непостижимых высших сил, которые сперва сотворили этот восхитительный Мир, а после не поленились сочинить для его жителей пару-тройку смертельных болезней и прочих пакостей, чтобы никто не заскучал.

– А здесь собралась целая компания, – угрюмо констатировал Мелифаро, показывая нам большую лужу напротив трактира «Пьяный дождь». В луже плавала добрая дюжина остовов.

– Наверное, это была их любимая забегаловка, – вздохнул я.

– Наверное, – согласился Лонли-Локли. – У каждого свой способ прощаться с жизнью. Когда человек видит, что его тело начало течь, он может быть совершенно уверен, что скоро умрет. При этом у умирающего ничего не болит, он может передвигаться – по крайней мере, пока у него есть хоть какое-то подобие ног – и даже не теряет сознание до последнего мгновения своей угасающей жизни. Многие люди в таких случаях просто отправляются на последнюю прогулку, чтобы еще раз посмотреть на мир, который им предстоит покинуть, заглянуть в те места, где им нравилось бывать. Думаю, это правильно.