Она не нашла ни на одной странице в Интернете упоминаний о его бывшей жене или взрослых детях, но разлука с семьей показалась Софи единственным очевидным объяснением того, почему «Темное место» было заброшено и оставлено гнить.

— Ну что ж, — говорит Лиам, — я уверен, как только жизнь в колледже войдет в свою колею, вы тоже в нее войдете.

Софи с благодарностью улыбается.

— Очень хороший способ думать об этом, — говорит она. — Спасибо. Вы истинный мудрец.

Говоря это, она видит из-за плеча Лиама, как к ним подходит Шон.

На секунду ее поражает контраст между ними: двадцать лет, которые их разделяют. Шон, при всей своей красоте и харизме, на вид годится Лиаму в отцы.

— Привет, — говорит он, протягивая руку Лиаму. — Лиам, верно?

— Да, он самый. Приятно снова вас видеть.

Они приходят к выводу, что уже встречались, но в разговор вклиниваются другие люди с другими темами, и вскоре Софи вообще уже не говорит с Лиамом, его поглотила другая группа. Оставшись одна, она идет через лужайку к бару внутри шатра. Здесь она берет себе второй бокал вина и несет его обратно на улицу. Через лужайку ей виден Шон, увлеченный разговором с Питером Дуди и Керрианной Маллиган.

Затем она видит Лиама. Он идет по лужайке к главному зданию, и она, поддавшись порыву, следует за ним. Он идет через корпус и выходит из дверей на другой стороне. Затем пересекает задний двор и направляется к общежитию. Она видит, как он вводит код. Дверь с жужжанием и щелчком открывается, и он входит внутрь. Она садится на скамейку во дворе, радуясь возможности побыть одной, прежде чем снова ринуться в бой. Вино стало теплым, но она все равно его пьет. Вечернее солнце пробивается сквозь ленты пурпурных облаков. Закрыв глаза, она подставляет лицо солнечному теплу, прислушиваясь к далекому гулу болтовни и смеха.

Она слегка вздрагивает, выпрямляется, открывает глаза и видит пару загорелых ног, торчащих из решетки балкона на третьем этаже общежития, край книги в мягкой обложке, холодное пиво на столике.

Это Лиам.

Пару секунд она размышляет, может, ей окликнуть его, навязаться к нему в гости, выпить вместе с ним холодного пива, спросить, что, по его мнению, на самом деле произошло в «Темном месте» той ночью.

Но она лишь качает головой и направляется обратно через внутренний двор на вечеринку.

В канун Нового года Зак проводит ночь с Таллулой и не уходит домой. Когда через пять дней Таллула просыпается, чтобы снова поехать в колледж, она просыпается в постели, которую делит с ребенком и его отцом. После Нового года у них Заком больше не было секса, но по вечерам они сидят бок о бок на диване, целуют друг друга на прощание или при встрече, обнимаются, касаются друг друга.

Мать Таллулы довольна. Таллула знает: мать всегда чувствовала себя виноватой за то, что вышла замуж за человека, который не был создан для суматохи семейной жизни, который в ту минуту, когда она сказала, что он ей нужен, сбежал домой к своей матери, бросив их всех без тени раскаяния. И Таллула уверена: мать рада, что Таллула и Зак собираются стать настоящей семьей и что Зак готов взять на себя часть забот, которые раньше давили на плечи Таллулы как матери-одиночки.

В свой первый день в колледже Таллула целует на прощание мать. В палисаднике она поднимает глаза и видит в окне своей спальни Зака и Ноя. Зак держит крохотную ручку Ноя и машет ей. Она видит, как он говорит:

— До свидания, мамочка. До свидания, мамочка.

Она посылает им воздушные поцелуи и уходит.

На автобусной остановке она ищет глазами Скарлетт. После этого первого раза Скарлетт больше не появлялась на автобусной остановке, а после рождественской вечеринки Таллула ни разу не видела ее и не говорила с ней, но по какой-то причине Скарлетт оставила отпечаток в душе Таллулы. Обе их встречи кажутся ей важными, она чувствует, что сейчас что-то должно произойти, некий третий акт, своего рода концовка. Подъезжает автобус. Она бросает последний взгляд на холм, в сторону Мейпол-Хауса, вздыхает и садится в автобус.

В тот же день после ланча Таллула решает посетить корпус, где расположено отделение изящных искусств. Раньше она никогда здесь не была. Это приземистое квадратное здание посреди кампуса, довольно некрасивое. Коридоры внутри увешаны слегка настораживающими автопортретами. Она находит в конце коридора дверь с надписью «Изобразительное искусство. Первый год обучения» и заглядывает в окошко. Комната пуста, но заперта. Она идет по другим коридорам, увешанным еще большим количеством картин, и наконец находит картину с подписью «Скарлетт Жак, 1-й курс».

Таллула останавливается. Это автопортрет Скарлетт в короткой футболке и просторных шортах, восседающей в похожем на трон огромном красном бархатном кресле, в тиаре набекрень, в высоких кроссовках. Волосы зачесаны назад, в ушах серьги-кольца, запястья унизаны цветными резинками. У ее ног сидит огромный коричневый пес, почти такого же размера, как Скарлетт, тоже в короне. Оба смотрят прямо на зрителя, пес — гордо, Скарлетт — с вызовом.

Это захватывающий образ. Он привлекает внимание сначала к Скарлетт, а затем ко всем остальным деталям: кучке серебряных и кремовых зарядных устройств на полу, отражающих свет, маленькому окошку позади с намеком на чье-то лицо, как будто наблюдающее за ней. На столе лежит пистолет, айфон, блюдо со свежим красным сердцем, которое выглядит так, будто оно все еще бьется. На другом столе торт, у которого отсутствует кусок, а на ноже, которым его разрезали, капля крови.

Таллула понятия не имеет, что все это означает, но картина написана красиво, как будто в выгоревших на солнце оттенках розового, зеленого и бледно-серого с резкими полосами и вкраплениями красного цвета. Она ловит себя на том, что шепчет: «Ух ты!»

— Потрясающе, не правда ли?

Она оборачивается на голос, прозвучавший за ее спиной. Ей казалось, что она одна. Перед ней девушка из банды Скарлетт, но она не может вспомнить ее имя.

— Да, я это к тому, что раньше я не видела ее работ, но эта картина невероятная.

— Ты в курсе, что она ушла из колледжа?

Таллула моргает, чувствуя в животе странное напряжение.

— Что?

— Скарлетт ушла. И не вернется. — Девушка издает ртом что-то вроде лопающегося звука, как будто Скарлетт — пузырь жвачки, который лопнул.

— Но почему?

— Никто не знает. Я все время пишу ей сообщения, и она все время отвечает, что сообщит мне, когда сможет, но она не может сказать мне прямо сейчас, так что да…

Таллула вновь поворачивается к картине.

— Какая жалость, — говорит она.

— Да, — соглашается девушка. — Гребаная идиотка. Такой труд, такой талант, а она взяла и бросила. И с концами. В этом вся Скарлетт. Загадка. Завернутая в одеяло. — Она улыбается. — Ты Таллула из автобуса, верно?